Вайделот - Виталий Гладкий

Кухмистер не дал возможности менестрелю и отцу Руперту попробовать напиток, хотя монах уже жадно схватил кубок своей пухлой дланью. «Есть квас, да не про вас», – буркнул он недовольно и унес кувшин вместе с кубком. Вскоре на столе перед голодными приятелями появилось холодное, явно вчерашнее, мясо, – точнее, кости с остатками мяса – черствые тренчеры и жбан скверного пива.

Монах при виде еды крякнул от огорчения, но возмущаться не стал; схватив мосол, он впился в него зубами и усиленно заработал челюстями. Хуберт скептически ухмыльнулся и сказал:

– Святой отче, вы забыли о молитве перед едой.

– Мням-мням… Ик! Разве это еда?.. – монах тяжело вздохнул, вспомнив то, что было на пиршественном столе.

– Господь сказал: «Все движущееся, что живет, да будет вам в пищу; как зелень травную даю вам все». Поэтому странно слушать из ваших уст столь пренебрежительное отношение к тем превосходным яствам, которыми нас угостил господин кухмистер. – В голосе менестреля явно слышался сарказм. – Я бы посоветовал вам произнести слова святой молитвы перед едой, ибо Господь наш милостив, и, уверен, он прислушается к вашим словам и воздаст нам по заслугам нашим.

– Ты в этом уверен? – оживился отец Руперт.

Несмотря на солидную разницу в возрасте и общественном положении, монах невольно поддался обаянию хитроумного менестреля, который всегда находил выход из, казалось, безвыходных положений.

– Клянусь святой пятницей!

– Ну, тогда… – И отец Руперт, сложив ладони на груди лодочкой и подняв глаза к закопченному потолку кухни, произнес слова молитвы: – Благослови, Господи Боже, нас и эти дары, которые по благости Твоей вкушать будем, и даруй, чтобы все люди имели хлеб насущный. Просим тебя через Христа, Господа нашего. Аминь.

– Аминь, – эхом откликнулся Хуберт и продолжил: – Можете продолжать свои упражнения с этой костомахой, а я немного прогуляюсь по кухне…

Монах последовал совету менестреля, а тот, слегка пригнувшись, растворился в полумраке просторного, слабо освещенного помещения.

В ту пору в замках, больших поместьях и монастырях обычно были две кухни с каменным полом и печами, в которых производилась большая часть стряпни. На королевских кухнях печи были такими большими, что в каждой из них могли запекать по два-три быка целиком. Вертела ставились на железные подставки рядом с огнем, и их необходимо было постоянно вращать, чем занимались поварята или кухонные слуги.

На кухне невозможно были встретить женщину; поварятами и посудомойками служили только мальчики. Поварятам запрещалось заходить в другие кухонные помещения; жили они на кухне, а спать им приходилось на полу, подстелив охапку соломы. К кухне относились камора для съестных припасов, погреб, а между кухней и банкетным залом, как правило, существовала отдельная кладовая для напитков, и помещение-хлеборезка, откуда подавали на стол тренчеры и разнообразную выпечку.

Пекарня располагалась в отдельном здании, где огромные печи были встроены в каменные стены. Чтобы прогреть печь, внутри зажигали дрова, торф или дрок. Затем угли и пепел выгребали, пол чисто выметали, ставили в печь хлеба, пироги, булочки и пирожки. Для чистки горячего очага использовались специальные скребки на длинных ручках и веники, а буханки вынимали плоскими деревянными ухватами.

Кроме пекарни в замках была еще и маслодельня. В ней стояли широкие подносы для молока, на стенах висели огромные черпаки, шумовки, кувшины и щетки, а в углу, рядом с высокой маслобойкой, располагался тяжелый пресс для сыра.

Из мебели на кухне стоял лишь огромный стол. На нем нарезали овощи для похлебки и рубили на куски мясо. Для кипячения использовали большие котлы, подвешенные над огнем. Металлические кастрюли были тяжелыми, с длинной ручкой, чтобы удобно было держать их над огнем, готовя соусы или отваривая яйца. Кроме того, на кухне имелись сковородки разных размеров, тяжелая решетка из металлических прутьев на длинной ручке, с помощью которой на открытом огне жарили мясо, большие и малые ножи, колотушки, щипцы, ступки и пестики всевозможных размеров и конечно же тряпки, песок и корыта для мытья посуды.

Удивительно, но кухня крепости Эльбинг почти ничем не отличалась от тех, что находились в замках феодалов, только размерами поменьше. Крепость построили из дерева, а вот кухню – из камня; скорее всего, из-за опасения пожаров, которые могли быстро уничтожить все укрепления. На кухне не было лишь маслодельни, так как молочные продукты тевтонцам поставляли крестьяне из окрестных селений.

Когда Хуберт возвратился, монах уже умял один мосол и принялся за другой. Менестрель тащил корзину, доверху набитую разной снедью: кусками копченого окорока, каплунами и оленьим жарким.

– Хватит жевать эту пакость, святой отец! – решительно сказал Хуберт. – Загружайтесь, да побыстрее! А то как бы не нагрянул кухмистер – я уже слышу его голос.

Бросив кость, монах начал торопливо запихивать продукты в большие карманы, пришитые с изнанки его монашеского одеяния. Ему пришлось изрядно потрудиться над ними, хотя он и пытался противиться задумке хитроумного менестреля.

«Ваша святость! – решительно заявил Хуберт. – Если вы хотите уснуть голодным, это ваше право. Себе я всегда найду, чем поживиться. Уж не думаете ли вы, что на пиру нас сытно накормят? Выбросьте из головы эти глупые мысли! Маршал и его верные слуги те еще скряги. И потом, то, что я задумал, не воровство; это просто восстановление справедливости. Клянусь вам, если я окажусь неправ и нам устроят достойный ужин, у меня рука не поднимется взять тайком даже крылышко каплуна». Святой отец тяжело вздохнул и сделал вид, что поверил словам менестреля…

Спустя какое-то время монах изрядно потолстел и стал похож на копну сена – кроме мяса Хуберт умудрился стянуть еще и запечатанный кувшин дорогого византийского вина, предназначенного для самого маршала и его ближайших сподвижников. Кувшин был объемистым, и ему пришлось изрядно потрудиться, чтобы пристроить его в самый большой карман, после чего отец Руперт стал похож на беременную женщину.

Но этот момент меньше всего волновал менестреля. Он уже нашел второй выход из кухни, через который слуги обычно выносили помои, и вскоре монаха, который, на ходу благословив стражу, благополучно миновал пост у ворот крепости, поглотила ночная темень, а Хуберт в возвышенном настроении возвратился к пирующим участникам турнира.

В его репертуаре имелись песенки, которые должны были понравиться полякам и венграм. Вдохновение менестреля кроме кражи продуктов из кухни поддерживала приятная тяжесть кошелька, подвешенного к поясу, который изрядно отощал из-за займа Хансу фон Поленцу и который был уже на треть наполнен монетами от щедрот польских и венгерских рыцарей. Хуберт был уверен, что на изрядном подпитии они будут еще щедрее…

Второй день турнира оказался не хуже предыдущего. Небо было чистым, только на горизонте бродили стада туч, а воздух был свежим и бодрящим, что особенно пришлось по душе рыцарям, которые проснулись поздно и с тяжелой головой. Впрочем, это состояние быстро снял кубок доброго вина, и ближе к обеду состоялся парадный выезд рыцарства на ристалище для продолжения турнира.