Умереть - непозволительная роскошь - Марина Воронина

Вахрушев удивленно приподнял вверх длинные брови.

— ГРУ?

— Да, — кивнул полковник, — при Генеральном штабе Вооруженных сил.

— Серьезные ребята!

Варанов недовольно почесал затылок.

— Если это так, — вздохнул он, — то мы попали в сложный переплет, и дело тут, наверное, связано с секретами обороны или с компроматом.

Женька усмехнулся.

— Может, опять какой-нибудь генерал что-то вдул арабам?

— Не веселись, сынок! Тут может быть замешана и большая политика, и личные интересы как дополнение к ним!

Вахрушев понимающе покачал головой и затянулся сигаретой.

— Политика большая, — сказал капитан, — а мы люди маленькие! Что будем делать с Ершовой?

Андрей Васильевич снова почесал затылок.

— А что с ней сделаешь?

Женька был настроен решительно.

— Васильевич, — возбужденно возразил он, — ты же знаешь, что Ершова — между жизнью и смертью! Не сегодня, так завтра военные спецы достанут ее!

Варанов недовольно отмахнулся.

— Во-первых, — сказал он, — мы точно не знаем, кто эти трое! Только если наши догадки подтвердятся, мы сможем предпринять решительные меры.

Капитан недовольно хмыкнул.

— Только Ершовой уже будет все равно!

— Что-то ты, капитан, уж больно об этой Ершовой печешься! — пробубнил полковник.

— Как о каждом гражданине России.

— Ладно, ладно, — отмахнулся Андрей Васильевич, — только без пафоса! И без тебя понятно, что Ершова у ворот ада!

— Если мы не поможем Катерине, — произнес капитан, — то ад поглотит ее вместе с тайной, которую мы пытаемся разгадать!

Полковник нервно закурил новую папиросу.

— Андрей Васильевич, — терзал старика Женька, — Ершову отправили в Бутырку.

— — Знаю, еще с самого утра.

— Это хорошо!

— Хорошего мало, капитан! — раздраженно сказал Варанов. — Мы не знаем, что ищем. Твоя Ершова набедокурила и не может даже вспомнить: что, где и когда снимала!

Вахрушев виновато развел руками.

— Но она и в самом деле без понятия…

— Без понятия могут быть грудные дети, — недовольно возразил полковник!

Разговор внезапно прекратился, и мужчины задумались о Ершовой: кому нужна эта женщина-фотограф и кто на нее охотится?

— А как продвигается дело Челядинского? — внезапно сменил тему Вахрушев.

При упоминании Челядинского полковник заскрипел зубами.

— Дело — дрянь!

— А майор Барышников?

Андрей Васильевич поднял голову и как-то болезненно скривился, словно у него была страшная зубная боль.

— Тот еще гусь!

— Это понятное дело, а по существу? — спросил Вахрушев. — Что слышно от Валеры Лапикова?

— По существу, — вздохнул полковник, — я отстранил Барышникова от работы.

Капитан удивился.

— Но он же до сих пор работает в группе!

— Указание сверху! — бросил Варанов. — Кому-то нужно, чтобы майор находился в курсе всех дел! — многозначительно поведал полковник. — Барышников, — зло прошептал он, — вот кто нам нужен! Он — ключ к разгадке!

Капитан Вахрушев мрачно вздохнул, но ничего не ответил. Он понимал, что в этом загадочном деле очень круто замешаны чьи-то интересы и, по всей видимости, людей крупного государственного масштаба.

В одной из камер предварительного заключения Бутырской тюрьмы было немноголюдно, но тесно.

Человек пять-шесть находились в небольшом помещении размером пять на четыре с железной массивной дверью, толстыми обшарпанными стенами, высокими потолками и маленьким окошечком в железную клетку.

За окном виднелся кусочек голубого неба, светило полуденное солнце, но его лучи не проникали в камеру, а только касались внешней стороны железных прутьев на окошке.

Возле входа находился умывальник и открытый туалет, который обитатели камеры отгородили одеялом от жилого помещения. Было душно, воняло потом и мочой, вперемешку с хлоркой.

Восемь железных кроватей в два яруса были наглухо привинчены к полу и стенам. У окошка стоял небольшой одинокий столик.., стульев в камере не полагалось. Обитателями этой мрачной каморки были одни женщины, разные по возрасту и по содеянному преступлению. Правда, вину многих нужно было еще доказать следственным органам…

* * *

Массивная железная дверь с грохотом отворилась, и в камеру вошли надзиратель, здоровый толстый мужчина в милицейской форме, и симпатичная русоволосая женщина в черном спортивном костюме. В руках у молодой узницы был нехитрый скарб, казенные миска с ложкой и железная кружка.

Постояльцы, бросив свое занятие, с любопытством устремили свои взгляды на новенькую.

— Располагайся на свободной койке, — безразлично приказал надзиратель подследственной, — если что — стучи погромче в двери.

Молодая женщина неуверенно кивнула головой, и длинная прядь волос упала на лицо.

— Извините, а где тут у вас… — хотела спросить она у милиционера, но тот спешно покидал грязную зловещую камеру и махнул рукой.

— Аборигены все расскажут, — бросил уставшим голосом упитанный бугай с покрасневшими от бессонницы и пьянства глазами.

Дверь с грохотом закрылась. Женщина неуверенно постояла у порога в новый мир и смело посмотрела на сокамерниц.

— Проходи, красотка, — прогундосила толстая тетка, лежащая на койке возле окна, месте, которое в криминальном мире считалось одним из престижных и наиболее удобных, — не мельтеши перед зенками.

Остальные женщины молча и настороженно переводили свои любопытные взгляды с одной узницы на Другую.

— А где тут свободное место? — слабым голосом спросила Катя.

Толстуха презрительно оттопырила узкие и длинные губы и, не меняя позы, откинула нависшую прядь грязно-рыжих волос с маленького лба.

— У нас в колхозе сперва здороваются, — сказала она, — а уж потом задают вопросы!

Новенькая виновато пожала плечами.

— Здравствуйте!

Толстушка повелительно обвела взглядом присутствующих и, кивнув на новенькую, презрительно и надменно бросила дежурную фразу:

— И поздоровее видали, ковырялка! Ты лучше, детка, расскажи нам о себе: кто такая, откуда родом, а главное — за что тебя, голубушку, к нам на нары кинули.