Алые звезды Прованса - Ксения Баженова

Переезд состоялся быстрее, чем все ожидали. Операция нужна была срочная. Друзьям удалось увидеть Тони всего один раз, на следующий после аварии день. Он лежал на спине, и ему нельзя было двигаться и поворачиваться. Туалет – утка, капельницы, еда – с ложечки, да еще и протертая, чтобы не нагружать желудок. Тони лежал, глядя в потолок, и думал, что жизнь его закончилась. Ни книг, ни телевизора, ни компьютера и никогда… никогда! цирка. Даже на потолок ему было неудобно смотреть. Шишка на лбу распространялась отеком на глаза, и веки надулись, как резиновые покрышки, и мешали видеть.

Медсестра вообще не хотела их пускать, но, приняв во внимание тот факт, что ребята расстаются надолго, все же впустила на десять минут.

– И имейте в виду, ему нельзя волноваться. – Она была не в курсе подробностей, что их нового пациента Антуана Робера сбил отец лучшего друга, который сейчас так стремился его увидеть.

Они осторожно подошли к кровати. Зрелище оказалось крайне тягостное. Тони повернул к ним лицо и улыбнулся:

– С днем рождения, Макс!

– Прости меня, Тони, прости, пожалуйста!

– Ты что? Ты ни в чем не виноват.

– Прости, прости! – Макс держал его за руку и плакал.

– У меня вещи забрали, а там в рюкзаке лежал подарок для тебя. Я хотел подложить его вчера в твою парту после уроков, чтобы ты нашел его сегодня утром. Я попрошу папу, чтобы он тебе передал.

– Тони, о чем ты говоришь, какой подарок? – Слезы Макса капали другу на руку и обжигали ее.

– Мари, а ты чего молчишь? Что вы вообще такие хмурые? – Тони на самом деле очень обрадовался визиту друзей. Он уже заранее страшно скучал по ним, понимая, что, возможно, они не увидятся очень долго, если вообще когда-нибудь увидятся. – Врач сказал, очень хорошо, что у меня двигаются ноги. Слышите? А после операции вообще все будет отлично.

В палату заглянула медсестра:

– Ребята, пора уходить. А что это вы плачете, молодой человек? Зачем расстраиваете друга?

Макс поднялся со стула у кровати и отошел к двери.

– Мы придем тебя завтра проводить.

Когда Тони перегружали с каталки в машину «Скорой помощи», ребята стояли рядом и изо всех сил сдерживали слезы, обещая писать. Месье Робер, в белом халате похожий на врача, уже было залез следом в машину, но Тони сказал:

– Пап, а подарок-то?

– Ах, да! – хлопнул тот себя ладонью по лбу. – Ни о чем больше не могу думать.

Он пошарил рукой в большой сумке, извлек на свет маленький деревянный фрегат с белыми шелковыми парусами и протянул его Максу.

– Держи! Тони сам его сделал. Вытачивал из деревяшки по вечерам.

Макс взял подарок, резко развернулся и побежал, сам не зная куда. Он бежал, прижимая к груди кораблик, не стесняясь слез, наталкиваясь на прохожих, через улицы и дворы, не видя перед собой ничего, и повторял: «Лучше бы машина сбила меня, лучше бы машина сбила меня…» – пока действительно резкий свист тормозов не вырвал его посреди улицы из этого безумного кросса. К нему уже несся полицейский, и взволнованный водитель из красного «Пежо», остановившегося буквально в полуметре от него, присел перед ним на корточки и спрашивал, все ли в порядке.

– Жалко, что вы меня не сбили, – ответил ему Макс.

Родители, озабоченные депрессивным состоянием сына, сразу по окончании учебного года по очереди поехали отдыхать с ним на теплые моря. А в конце августа, сославшись на то, что свое дальнейшее обучение после школы ему предстоит получать за границей и уже пора совершенствовать английский язык, отправили его завершать среднее образование в Лондон. Так Мари осталась одна.

Когда через несколько месяцев весы показали минус пятнадцать килограммов, Таня поняла, что ее старания и ограничения не прошли зря. Правда, гардероб стал великоват, а поменять его было не на что, – почти все деньги она отдавала за свои новые занятия. «Вот закрою в следующем месяце кредит и тогда позволю себе», – думала она, ушивая на руках старые вещи. Если бы не увеличившаяся в размерах одежда, то аскезы своей она бы, возможно, и не заметила, из-за слишком уж плотного графика работы. Французский она учила в любую свободную минуту: в магазине, когда не было покупателей, в метро, на ходу с плеером, куда закачала не только уроки, но и песни – особенно понравившиеся она распечатывала с переводом и пела, пока не запоминала наизусть. Через полгода Таня вполне сносно переписывалась с Максом, не говоря уж о том, что его письма понимала легко. Со словарем, конечно, но логическую связь в предложениях установить могла. К тому же в эпистолярном жанре Макс явно не преуспел. Послания его не отличались красноречивостью и экспрессией, да и поубавилось их в последнее время, от чего Таня слегка заскучала. Она тренировала свой письменный французский пару раз в неделю уж точно, подробно описывая все, что происходит у нее в жизни, за исключением материальных сложностей. Он же писал короткие записки, что скучает, что побыстрее хочет ее увидеть и какая она молодец, что занимается спортом и языком, но просил сильно не худеть. При этом никаких действий, чтобы ее увидеть, не предпринимал. Ей жутко хотелось узнать, чем он занимается и кто его родители, но она стеснялась об этом спросить, боялась, что он ее заподозрит в корысти. А ей действительно от него ничего не нужно, просто повидаться, и все. Ну может быть, чуть побольше. Она намекала, что ей очень хочется увидеть Париж, а он отвечал, да, Париж обязательно надо увидеть. Она писала, как ей нравится французское вино и еда, которую она тоже изучала, и что хочется попробовать все это на его родине, он отвечал, что когда они увидятся, она непременно все попробует. Она писала, что хотела бы проверить свои новые знания с настоящим погружением, а он отвечал, чем же плохо проверять знания, переписываясь с ним. Через полгода Таня сникла. Она не понимала, почему он продолжает вести с ней эту вялотекущую переписку и не предпринимает никаких действий. «Может, ему просто неудобно меня послать, а у самого есть и жена, и ребенок». С другой стороны, она уговаривала себя, что решиться на такой шаг, а именно пригласить подругу аж из России в свой дом – сложно. Еще одна фантазия не давала ей покоя: «Вдруг он какой-нибудь миллионер и проверяет, действительно ли я его люблю. Вот он попроверяет, попроверяет меня и поймет, что я – его вторая бескорыстная половина, и сделает мне предложение». И терпеливо ждала. Хотя ответы стали приходить все реже и реже. Таня даже подумывала бросить занятия языком. А что, сумма не маленькая, она упахивается в двух местах. Ради чего? И ответила: ради себя. Ну бросит она все, оставит вторую работу, и что тогда? Снова найдет себе какого-нибудь невнятного персонажа и станет ради него всем жертвовать и по нему страдать. Нет, если уж мучиться, то только из-за красивого и недосягаемого француза, который еще и существует на самом деле, и даже иногда присылает ей письма. Когда она отдала последний взнос за кредит, то на следующую зарплату пошла и купила себе модные джинсы, приталенную рубашку в сине-красную клетку и жокейские сапоги – пора завязывать с нарядами тетечки! И пошла в салон, но косу отрезать не решилась, сделала только маникюр. На следующий день она нарядилась в обновы, заплела косу набок, вытащив по бокам пряди и, когда Алена ее увидела, то только и смогла выдавить: