Эскиз брака - Эмма Солтерс

Именно к этому он стремился с самого начала. Но сейчас, когда он узнал, что такое любовь, жизнь без Одри казалась ему одинокой и бессмысленной. Теперь он тосковал по тому, по чему не тосковал прежде, и знал, что никогда не станет прежним.

Впервые в жизни Джолли захотелось пустить корни.

Теперь, когда он нашел, а затем потерял единственного человека, который мог помочь ему это сделать, утрата тяги к приключениям уже не удивляла его. За время, прошедшее с детства, он описал полный круг. У него ничего не было тогда, ничего нет и теперь. Не успев до конца осознать случившееся, Джолли уже чувствовал пугающее одиночество, похожее на то, от которого он страдал, будучи ребенком. Он начинал жалеть о выборе, который сделал много лет назад, когда был молод, глуп и считал себя непобедимым.

Непобедимых людей нет. Есть добро и зло. Рай и ад. Жизнь и смерть. И, когда ты уйдешь из жизни, нужно оставить после себя что-то хорошее. Детей. Любовь. Наследие.

Это ведь так просто. Почему же он не понял этого раньше?

Беда заключается в том, что он сам все испортил, не сказав Одри тех самых трех волшебных слов, которые она хотела услышать, когда лежала с ним в постели. Тогда это казалось необязательным. Точнее, тогда он не хотел, чтобы это было обязательным. Неужели теперь слишком поздно сказать ей, что все переменилось?

О Господи, только не это!

Эрон Залкинд позвонил Одри через день после того, как она вышла на работу. Она решила, что требуется оформить какие-то дополнительные документы на вступление в права наследования, и не удивилась, услышав его голос.

Но он начал с сообщения о том, что Джолли нашел клад, обозначенный на карте, которую им завещал дед. Залкинд сказал, что клад представлял собой небольшой железный ящик, где лежали ключ и записка, написанная кодом, который знал только Джолли. Это был ключ от сейфа в одном из банков Лафайета. Будучи душеприказчиками Грэма Мейсона, они с Джолли открыли сейф и обнаружили там двести тысяч долларов наличными.

Эта новость привела Одри в изумление. Двести тысяч долларов? Ничего себе находка! Но еще сильнее она изумилась, когда несколько секунд спустя Эрон Залкинд объяснил, что именно скрывалось за завещанием ее деда. Оказывается, Джолли подозревал, что ее дед зарыл наследство Одри и составил завещание таким образом, чтобы эти деньги ни в коем случае не достались ее жениху, Джералду Уильямсу.

Еще несколько минут ушло на подробное изложение деталей. Когда Одри положила трубку, она пребывала в полной растерянности. Выходит, что дед составил завещание именно так, а не иначе вовсе не из эгоизма и что Джолли искал клад тоже не для себя. Она впервые поняла, что дед заботился о ней. Мысль о том, что смертельно больной старик один отправился в болота, чтобы зарыть там ключ от сейфа, заставила ее заплакать.

А Джолли… Что теперь думать о нем?

Он запугивал ее. Лгал ей. Женился на ней… и все ради того, чтобы выполнить обещание, данное ее деду. Получается, что он кристально честный человек.

Но она сама поняла это еще до своего бегства из Луизианы.

Если бы он сказал те слова, которые она мечтала услышать… Это решило бы все. Три коротких слова навсегда изменили бы их жизнь.

И все же Одри считала, что должна сказать ему спасибо. Обязана это сделать. Особенно после тех жертв, которые он принес ради нее. Он не остановился даже перед тем, чтобы дать ей свое имя.

Но у нее не было сил услышать его голос. Позвонить ему невозможно. Слишком болит сердце. Если она заплачет, то не переживет этого.

Тогда она решила написать ему письмо и вежливо поблагодарить. Письмо получилось простым, деловым и в то же время сердечным. А между строк читалось: «Спасибо, не надо. Я не нуждаюсь в твоей жалости». Она была уверена, что Джолли все поймет. Это было очень важно.

Ответ в виде маленькой посылки пришел к Одри на работу через двенадцать дней после того, как она отправила письмо. Посылка состояла из небольшой шкатулки, к которой были приложены двенадцать алых роз на длинных ножках. Одри дрожащими руками открыла шкатулку и прочитала написанную от руки записку.

«Я мечтаю пустить корни. Ты нужна мне. Пожалуйста, возвращайся в принадлежащий тебе дом. Ты — мое единственное сокровище. Любящий тебя Джолли».

Одри показалось, что сердце выпрыгнет у нее из груди и лопнет от счастья. Вскоре ее окружили коллеги и стали заглядывать через плечо, пытаясь понять, что именно привело ее в такой восторг. Конечно, они догадывались, что розы — это дар любви, но реакция Одри превзошла все их ожидания.

А потом она расплакалась. Честно говоря, она плакала так, что босс отпустил ее с работы, велев прийти в себя и как следует отдохнуть. Никто в ее конторе не понял бы, если бы она сказала, что ее дом находится в трех штатах отсюда. И что она не сможет отдохнуть, пока не вернется в объятия Джолли, на сей раз навсегда.

Но, приехав в свою квартиру, Одри не стала звонить Джолли и сообщать ему о своем возвращении, боясь, что это кончится истерикой. Кроме того, ей хотелось сделать ему сюрприз. Поэтому она начала собирать вещи и готовиться к окончательному переселению.

При известии об этом ее лучшая подруга ударилась в слезы, но Одри взяла с нее слово, что та вскоре навестит ее в Луизиане. Она описала индейцев каджуна, живущих там, как самых красивых мужчин на свете, зная, что этого будет вполне достаточно, чтобы подруга поехала куда угодно.

А когда она рассказала о своих планах работодателю, тот благословил ее, написал рекомендательное письмо и отпустил, не заставив отработать обязательные две недели после подачи заявления об уходе, чего требовал от своих служащих неукоснительно. Он сказал, что Одри честно отработала на компанию пять лет и заслужила поощрение. Ее последний рабочий день закончился тем, что у всех выступили слезы на глазах, включая самого босса.

А потом Одри села в самолет и полетела домой… к любимому человеку, которому теперь принадлежала душой и телом.

Одри села в такси и поехала на квартиру Джолли. Узнав, что его нет дома, она огорчилась, но не очень. Сердце подсказывало ей, что Джолли где-то неподалеку. Недолго думая, она дала шоферу адрес своего родового гнезда и велела ехать туда.

Когда они добрались до поляны, на которой стоял дом ее предков, первым, что заметила Одри, был красный пикап Джолли. Ее сердце застучало с перебоями. Она расплатилась с шофером, подхватила чемоданчик (остальные вещи должны были прибыть через два дня) и выскочила наружу. Вскоре такси исчезло за поворотом узкой тропы.

Глядя себе под ноги, Одри поднялась на крыльцо и вошла в дом. В первой комнате было пусто, но из второй, выходившей окнами во двор, доносился стук молотка и какое-то рычание. Недоуменно нахмурившись, она открыла дверь и увидела Джолли, стоявшего лицом к стене. В одной руке он держал молоток, а в другой гвоздь. Она увидела, как Джолли поднял молоток и ударил по гвоздю — точнее, по пальцу. Он охнул, а потом испустил несколько громких ругательств.