Случайный трофей Ренцо - Екатерина Бакулина

Это было так чудесно — хоть немного расслабиться. Потому что утром… Про утро невозможно думать.

Даже сюда их больше не пустят. Когда они пришли в этот дом на холме, у дверей встретил человек… «Простите, сеньор, — скорбно сказал он, — сегодня вы можете остаться, но утром вам стоит уйти и обсудить с сеньором Харольдом другие варианты. Этот дом не может больше принять вас. Поймите правильно». Ренцо кивнул. Они и так получили больше помощи, чем могли рассчитывать, у всего есть предел.

Но сегодня — в безопасности.

А завтра — все будет иначе.

От воды поднимается пар, пахнет лавандой и мятой.

Ренцо улыбается.

— А ты? — спросила Мэй. — Не хочешь тоже искупаться?

— Вместе с тобой?

— Да.

— Да тут ванна маленькая, если еще и я влезу, для воды места не останется.

— Останется.

Он улыбается шире. Подходит, обнимает сзади, с наслаждением трется щекой о ее волосы.

— Очень хочу, — говорит на ушко. — Обойдемся и без воды.

На самом деле, конечно, места достаточно. Просто это почти игра.

Он обнимает. Медленно, аккуратно, расстегивает пуговицы на ее рубашке. Тихо. Только где-то за окном трещат цикады. Медленно. Расстегивает, потом поворачивает ее к себе. Безмятежная южная ночь отражается в его глазах. Наклоняется, целует ее шею, потом плечи. Осторожно ведет ладонью по ее коже.

Безумно много времени до утра.

Она расстегивает пряжку на его ремне, вытаскивает из-под ремня рубашку. И гладит под рубашкой его живот, чувствуя, как напрягаются мышцы и дыхание замирает. Это так удивительно.

И пуговицы — одну за другой…

Когда они, наконец, добрались до ванны, вода начала остывать, но Ренцо принес еще.

И лежать с ним в теплой воде… на нем, в его объятьях. Чувствуя его всей кожей, всем телом. Невероятно хорошо. Его ласки и его поцелуи… И самой уже давно не бояться, гладить, словно изучая на ощупь. И заниматься любовью.

И еще в кровати потом.

— Слушай, а мы про твою покупку забыли. Покажи, — лениво потребовал Ренцо. Мэй лежала на его плече, а он пытался поцеловать ее за ухом, страшно щекотно, а еще задумчиво водил пальцами между лопаток вверх и вниз.

— А надо? — удивилась она. Было и так хорошо.

— Обязательно.

— М-мм…

Мэй попыталась было вылезти, но он поймал, сцапал, подмял под себя.

— Сейчас, только еще чуть-чуть побудь со мной, — попросил тихо.

Куда от него деваться?

Из кровати Мэй смогла выбраться только ближе к рассвету, когда стало совсем некуда тянуть. Но надо же примерить!

В ванной большое зеркало до пола. Было так странно видеть себя такой — обнаженной, растрепанной, с горящими щеками и глазами, горящими еще больше. Словно немного пьяная, словно вообще не она. Поправила волосы… расчески нет, но хоть как-то. Развернула сорочку. Совсем тоненькая, прозрачная, сплошное кружево, не скрывающее вообще ничего, все только для красоты. Надела, поправила волосы снова…

Она изменилась? Мэй смотрела в зеркало и совсем не узнавала себя.

Весь мир изменился для нее.

И она так счастлива.

Ренцо ждал ее, сидя на подоконнике, успев натянуть штаны.

— А зачем? — удивилась она. — Нам уже пора?

— Нет, — сказал он. — Просто ты там приоделась, я решил, что надо, наверно, тоже, хоть чуть-чуть… С ума сойти, какая же ты красивая! Дай я посмотрю на тебя.

Искреннее восхищение в его глазах.

А потом они танцевали, обнявшись. Без музыки, только Ренцо напевал тихую мелодию без слов. Медленно кружились на месте.

А потом она рыдала у него на груди, потому что пора идти, и ничего с этим не сделать.

А потом он снова обнимал ее на столе, уже совсем было собравшись одеваться, но так и не собравшись. Он крепко держал ее, а она обхватила ногами, прижимая к себе, и стол так скрипел…

Но потом нужно было идти уже окончательно, солнце вставало.

Глядя, как он одевается — замирало сердце.

Скоро, возможно, Мэй увидит брата. Последний раз она видела его еще до осады, целую жизнь назад. Даже не верится…

Если Дин не примет ее?

— А если они откажутся от меня? Если не захотят?

Ренцо нахмурился, подошел, взял ее за плечи.

— Не откажутся, — сказал твердо.

— Ты не понимаешь. То, что я сделала… Ты… я… Ренцо… — Мэй не находила слов. Она могла сказать это самой себе, но ему — не решалась.

Ренцо — враг. Враг, державший в осаде Этран и взявший его. И то, что Мэй сейчас с ним…

— Не откажутся, Мэй. Если бы хотели отказаться, то отказались бы сразу. Не бойся. Все будет хорошо. Твой брат не бросит тебя, иначе Гильдия бы не устроила все это. Если что-то пойдет не так, мы просто возьмем и сбежим с тобой. Вдвоем.

— Сбежим?!

— Мэй…

— А если сразу? Сейчас?

— Гильдия объявит охоту на нас. Я боюсь, что не справлюсь, не смогу тебя защитить. Если не будет другого выхода, я увезу тебя отсюда. Но мне бы хотелось найти другие пути.

— Ты боишься?

— Да.

И никаких сомнений в его глазах.

Это все невозможно осознать.

Дин никогда бы не признался, что боится чего-то. Никогда. Отец… Мэй вдруг показалось, что она не знала отца по-настоящему. Маме он мог признаться в том, в чем не мог признаться детям.

Мама поняла бы ее. Но мамы больше нет… и… Она умерла, когда Ренцо взял Этран. Лоренцо Луци, илойский трибун… Она ведь видела его со стен и тогда ненавидела.

Как же все это вышло?

Теперь придется отвечать.

— Хочешь вернуть ее нам?

Тарин говорил по-джийнарски, глядя презрительно свысока. Здоровый, как скала. Ведь специально подошел ближе, чтобы Ренцо приходилось задирать голову.

И из последних сил давить в себе ревность. Жених Мэй, и Ренцо сам ее отдает. Тарин молодой, красивый, сильный, и ее крови, что важнее всего. Правая рука эмира, наследник и будущий правитель Южного Илинга.

— Да, — просто сказал Ренцо. — Вот договор.

Мэй стояла рядом, белая-белая, ей было до смерти страшно, но она держалась, глядя Тарину в глаза. Договорились, что она молчит и ни во что не вмешивается.

— То есть, ты уже нарезвился с ней вволю, отымел во всех позах, и теперь тебе наскучило и ты хочешь быстренько ее вернуть? Пока не успела наставить тебе рога, как дорогая женушка? А то потом снова будет неудобно… И еще денег за нее хочешь?