Коммодор Хорнблауэр - Сесил Скотт Форестер

— С тех пор, как Боссе сошел на берег, телеграф работает не переставая, — заметил Буш, не отрывая глаз от подзорной трубы. Три тонкие черные руки семафора, установленные наверху крепости, деловито поднимались и опускались, передавая сигналы следующей станции, расположенной в глубине бухты. Кроме этого, смотреть было не на что: на другом конце плоского острова виднелось несколько мачт, обозначавших месторасположение верфи. Два или три торговых корабля снялись с якоря и двинулись в этом направлении, да пара рыбачьих лодок занималась своим делом.

— Появилась шлюпка! — неожиданно доложил Монтгомери.

Верткая пинасса вдруг появилась со стороны доков, выскочив из канала прямо напротив «Несравненного».

— Флаг Российской империи, — заметил Буш, — видите кого-нибудь на борту?

Но пинасса была еще слишком далеко, чтобы разглядеть детали даже в подзорную трубу.

— Кажется, я разглядел золотые галуны, — произнес Кэрлин сомневающимся тоном.

— Вот уж новость, — фыркнул Буш, — и слепой бы догадался, что можно увидеть галуны на военной русской пинассе в Кронштадте.

Пинасса прошла мимо на порядочном расстоянии и начала удаляться, пересекая широкий канал, пока ее белый парус не превратился в едва различимое пятнышко.

— Будьте добры, капитан Буш, вызовите меня, если будет что-нибудь новенькое — сказал Хорнблауэр.

Он спустился вниз, в свою каюту. Браун освободил его от его тяжелого парадного мундира и эполет. Оставшись, наконец, один, Хорнблауэр заметался по каюте. Он открыл футляр с пистолетами, подаренными ему Барбарой, прочитал лежащую в нем карточку — последние слова, полученные от нее — и снова закрыл футляр. Хорнблауэр вышел было на кормовую галерею, и вновь вернулся в каюту. Осознание того, что он озабочен ожиданием, раздражало его. Он взял с книжной полки «Путешествия архидиакона Кокса» и заставил себя углубиться в нудные заметки архидиакона об условиях жизни в России, в надежде восполнить свои знания об этой северной державе. Но смысл слов не доходил до него. Хорнблауэр положил книгу обратно и потянулся за тоненьким томиком «Чайльд-Гарольда».

— Слишком напыщенно, — пробормотал он, пролистнув несколько страниц.

Пробили шесть склянок — итак, только одиннадцать часов, а пообедать он сможет не раньше двух. Хорнблауэр поднялся со стула, прилег на койку, закрыл глаза, мрачно сжал руки и постарался заставить себя задремать. Он не мог позволить себе снова подняться на палубу и ходить по ней взад и вперед, как ему бы хотелось — этим он только выдал бы свое волнение и усталость. Проходящие минуты казались часами. Хорнблауэру казалось, что еще никогда в жизни он не чувствовал себя таким несчастным — словно заключенным в клетку.

Пробили восемь склянок и он услышал, как сменяется вахта. Казалось, прошла еще целая вечность, прежде чем до ушей Хорнблауэра донеслась какая-то возня на полупалубе и кто-то постучал в дверь его каюты. Хорнблауэр приподнялся на койке с видом хорошо отдохнувшего человека.

— Войдите! — крикнул он и уставился на вошедшего мичмана, словно только что проснулся.

— Шлюпка направляется к нам, сэр! — доложил мичман.

— Я поднимаюсь наверх, — ответил Хорнблауэр, — позовите моего слугу.

Браун помог ему влезть в мундир и он поднялся на палубу когда шлюпка еще находилась на некотором расстоянии от «Несравненного».

— Это та же пинасса, которую мы уже видели, сэр! — заметил Харст.

Пинасса привелась к ветру и спустила грот, а крючковой окликнул корабль на русском.

— Где мистер Броун? — осведомился Хорнблауэр.

Оклик повторился и Броун перевел.

— Он спрашивает разрешения подойти к борту, сэр, и говорит, что у них для вас сообщение.

— Скажите ему, чтобы подходили, — решил Хорнблауэр. Эта зависимость от переводчика всегда раздражала его.

Команда пинассы была проворна и щеголевато одета в нечто, напоминающее униформу: голубые рубахи и белые штаны, а с кормового сидения на борт готовился подняться офицер в мундире, со шнурами поперек груди, на гусарский манер. Гусар неуклюже поднялся на палубу и, оглядевшись, отсалютовал массе золотых галунов, ожидающей его. Затем он достал письмо и вручил его с объяснениями на русском языке.

— От Его Императорского Величества царя, — перевел Броун с легким удивлением в голосе.

Хорнблауэр взял конверт, адрес на котором был написан по-французски:

«M. LE CHEF D'ESCADRE LE CAPITAINE SIR HORNBLOWER,

VAISSEAU BRITANNIQUE NOONSUCH».

Похоже секретарь царя, каким бы опытным и компетентным он ни был в других вопросах, все же не был силен в британских чинах и произношении. Письмо внутри также было написано по-французски — было приятно прочитать его без помощи Броуна:

Императорский дворец в Петергофе

Гофмаршальство Императорского двора

30 мая 1812 г.

Сэр!

Его Императорское Величество Император Всероссийский повелел мне выразить вам удовольствие Его Императорского Величества по поводу вашего прибытия в воды Его Императорского Величества. Его Императорское Величество и Его Королевское Высочество принц Швеции также приглашают Вас и представителей Вашего штаба на обед, который состоится сегодня, в четыре часа, в Петергофском дворце. Его Превосходительство морской министр предоставил в Ваше распоряжение барку, которая доставит Вас и сопровождающих Вас лиц прямо на пирс, а также офицера, который вручит Вам это письмо и будет сопровождать Вас.

Примите, сэр, уверения в моем совершенном к Вам уважении.

Кочубей, Гофмаршал Двора.

— Я приглашен на обед к царю и Бернадотту, — сообщил Хорнблауэр Бушу, протягивая письмо. Буш с умным видом взглянул на него, слегка склонив голову набок, как будто бы он и сам мог читать по-французски.

— Полагаю, что вы пойдете, сэр?

— Да.

Вряд ли будет тактичным начинать свое знакомство с представителями высшей власти России и Швеции с отказа от императорского и королевского приглашения.

Хорнблауэр вдруг оглянулся и заметил, что, по меньшей мере, половина офицеров «Несравненного» прислушивается к его словам. Публичное обсуждение дел, касающихся только его одного, вряд ли способствовала бы сохранению величия и тайны, окружающей коммодора. Он самым досадным образом нарушил давно установленные для себя правила.

— Неужели ни у кого из вас нет более полезных дел, чем стоять и пялиться? — взревел Хорнблауэр на окружающую его толпу, — если нужно, я найду работу хоть на топе мачты, в том числе — и для старших офицеров.

Смущенные, они сразу же начали исчезать, причем каждый изо всех сил старался избежать взгляда коммодора. Весьма желательный результат был, наконец, достигнут, после чего Хорнблауэр вдруг заметил, что гусар держит в руке еще одно письмо. Он взял его у посланца и взглянул на конверт.

— А, полковник, это вам, — проговорил Хорнблауэр, протягивая письмо Уичвуду и повернулся к Бушу: — Царь и Бернадотт сейчас в Петергофе — вот это