Игры с огнем, или Убить ректора - Анна Бахтиярова

— Да пошёл ты!

Фрида не собиралась делиться семейными проблемами. Ни с кем. И уж точно не с этим выпендрежником. Нашелся, блин, исповедник!

— Значит, будет лежать тут до скончания века, — констатировал он уныло.

— Почему же? До окончания праздника. Аполинария начнет разбирать шатер магией и найдет нас. Осталось максимум пара часов.

— Или десятилетий. Откуда тебе знать, что в лабиринте время идет так же, как в реальности. Может для них час, а для нас минута. Или секунда.

Фрида выругалась. А ведь зам прав. Такое очень даже возможно. Лабиринты нередко заколдовывали, чтобы заблудившиеся гости не теряли много времени. Внутри они могли бродить пару часов, но, выходя наружу, обнаруживали, что прошли считанные минуты.

Вот, черт!

И всё же говорить о матери и отце Фрида не желала.

— Подождем, — объявила она сердито. — Может, Аполинария не использовала заклятье времени.

— Упрямая зараза, — не сдержался «костюмчик».

— А ты… ты… Тьфу!

В кое-то веке не придумалось подходящее ругательство. Фрида просто замолчала и закрыла глаза, готовясь ждать появления Аполинарии. «Костюмчику» осталось только обреченно вздохнуть и смириться. Так они и лежали, молча, пока минуты бежали и бежали. Сколько? Фрида не могла сказать. Ощущение времени терялось. Клонило в сон. А что? «Лежанка» вполне удобная, теплая. В темноте и не видно, что это несносносный зам. Не зря говорят, что ночью все кошки серы. Можно забыться и просто подремать.

— Ты там случаем не уснула? — нарушил тишину «костюмчик».

— Уснешь с тобой, как же.

— Просто скажи всё, как есть. Фрида…

— Обойдешься.

— Да забудь, что здесь я. Нужно выбираться. Кто бы ни превратил лабиринт в ловушку, это тот же самый колдун, что создал кота-буяна. Или ведьма. Не стоит дальше тут разлеживаться. Вдруг еще какая нечисть нападет. А мы и защититься не сможем.

Как же хотелось зарычать, замолотить зама в грудь. Не потому что он предлагал откровенничать и резал ножом по живому. Потому что был прав.

Но говорить о Ромочке Кощееве было настоящим адом. Адовым адом!

— Я ненавижу их, — прошептала Фрида.

— Родителей? — переспросил «костюмчик».

— Отца. И бабку. За их ложь. И всё остальное…

Зам молчал. Не перебивал больше. Просто слушал. Или же просто старался не напоминать о своем присутствии, чтобы не мешать Фриде. Не сбивать.

— Ромочка был первым красавчиком в АВиК. По нему многие юные ведьмы сохли. В том числе моя мать — Агата Ларина. А Ромочка встречался с местной принцессой. Кажется, ее звали Ангелина. Странное имя для ведьмы. В нас ведь нет ничего от мифических ангелов. Я слышала, семьи уже договорились о свадьбе после окончания Академии. Да только случилась другая свадьба. Внеплановая.

Фрида усмехнулась, вспомнив, как узнала правду. От дяди Гектора. Злого и перебравшего медовухи после измены тетки Джильды. Он говорил и говорил, продолжая прихлёбывать пойло. Ему было плевать, что он творит. Хотелось сделать гадость. Всем Кощеевым. И неважно, что юная ведьма погрузилась в кошмар.

— Накануне выпускного бала Ромочка поссорился со своей драгоценной Ангелиной. И со зла впервые в жизни подрался. Не магией. Кулаками. С одноклассником, посмевшим отпустить шутку о его вздорной подружке. Ромочку наказали. Заставили мыть лестницу с пятого по первый этаж. Бабка не могла спустить подобное даже любимому сыночку. Одна из влюбленных ведьм предложила ему помощь. Пока никто не видел. Моя мать. Агата. А Ромочка психанул и наговорил гадостей. Мол, нечего подходить и глядеть преданным щенячьим взглядом. Такой, как он, никогда не сподобится до такой, как она. Агата… она была сиротой. Родители умерли. Впрочем, они и при жизни не отличались ничем выдающимся. Все до единого предки учились в школах, а не в АВиК. Или вообще дома. А она… она оказалась сильной ведьмой. Выдающейся. Только для Ромочки это ничего не значило. Он кичился происхождением. Еще бы! Древний клан Кощеевых. А Ромочка первороденный колдун. Лешие! В пекло бы эту перворожденность!

Фрида вспомнила выражение лица бабки, когда бросила ей в лицо правду. Точнее, информацию о собственной осведомленности. Изольда Кощеева не сомневалась, что тайное никогда не станет явным. Она не учла злого и пьяного зятя. И услышав из уст внучки обвинения, растерялась. Впервые на памяти Фриды.

— В общем, Ромочка сделал глупость, наорав на Агату. А потом глупость сделала она. Влюбленные малолетние ведьмы — опасные противницы. Хотя я не уверена, что там была любовь. Скорее, одержимость. Девичья одержимость самодовольным мальчишкой. Агату переклинило, и она подлила Ромочке любовного зелья. В вечер выпускного бала. Бала, после которого они и сбежали. Чтобы пожениться тайно и прятаться несколько месяцев. Их искали, разумеется. Но я ведь говорила, что Агата Ларина была выдающейся ведьмой. Она хорошо спрятала и себя, и новоиспеченного мужа. Поиски затянулись. А когда, наконец, парочку нашли, было поздно. Агата была беременна. Мной.

Фрида усмехнулась. Сюрприз бабулю ждал знатный. Удивительно, что инфаркт не хватил. А зря…

— Ну а дальше… Дальше Ромочку привели в чувство. Без зелья он тут же отрекся от беременной жены. Но бабка не сидела, сложа руки. Сделала всё, чтобы заполучить трофей. Меня. Такова магия. Я ещё не родилась, но существовала. Главная сила поколения была потрачена. Если б беременность прервали, она бы ушла в никуда, не досталась бы следующему Ромочкиному ребёнку. Или текиным детям. Бабка не могла потерять эту силу. Как и оставить трофей «девчонке, сломавшей жизнь ее сыночку». Добилась жесткого приговора для неугодной невестки. Ее лишили магии, прав на меня и… памяти. По сути, превратили в обычного человека, понятия не имевшего о ведьмовском прошлом. И обо мне.

Фрида помолчала, вспоминания собственные чувства после откровений дяди Гектора. Сколько же всего там было намешано! И горечь, и обида, и крышесносительная ненависть. Такая, что впору разнести родовое гнездо по кирпичикам.

— Моя мать умерла, когда мне было шесть лет. Погибла в автомобильной аварии. Глупая смерть. Ведьмы так не умирают. Те, которых не лишили силы. Кто-то скажет, что бабка не виновата, что это косвенная вина. И что Агата сама напросилась. Но я все равно виню бабку, считаю, что ее руки были в крови моей матери. Использование любовного зелья — не такое уж страшное преступление. За него никогда так сурово не наказывали. Только раз! Потому что у свекрови были связи, а за безродную невестку было некому заступиться. Да, я понимаю, что моя мать наворотила дел. Но… но… Никогда не прощу бабку. Ее смерть ничего не изменила. Ни для меня. И дело не только в той аварии. Бабка с рождения внушала мне, что мать меня оставила, что я ей не нужна. Хотя сама разлучила нас. Заставила мать забыть о том, что я существую на свете, а меня ненавидеть ее за выдуманные грехи.