Формула Бога - Жозе Родригеш Душ Сантуш

— А если так, то…

— Однако Эйнштейн этим не удовлетворился. По одной простой причине: дело в том, что квантовая теория не сочеталась с теорией относительности. То есть одна была хороша для понимания мира макрообъектов, а другая работала при объяснении мира атомов. Эйнштейн исходил из того, что Вселенной не могут править разные законы, детерминистские — макро- и вероятностные — микрообъектами. Должен существовать единый свод правил. И он начал искать объединяющую теорию, которая бы представляла фундаментальные силы природы как проявление некой единой силы. Его теории относительности свели к единой формуле всю совокупность законов, управляющих пространством, временем и гравитацией. Новая теория, как ему виделось, должна была свести к общей формуле законы, которые обусловливают явления гравитации и электромагнетизма. Он был убежден, что сила, приводящая электрон в движение вокруг ядра атома, сродни той силе, которая заставляет Землю обращаться вокруг Солнца. Он назвал свой вариант единой теорией поля. Именно над ней работал Эйнштейн, когда из-под его пера вышла эта рукопись.

— Полагаете, «Формула Бога» связана с этими поисками?

— Не знаю, — призналась Ариана.

— А если это так, какой смысл во всей этой секретности?

— Послушайте, я не знаю, так ли это. Я прочла документ, и, знаете, он производит странное впечатление. А сохранить его в тайне решил ведь не кто-нибудь, но сам Эйнштейн. По-видимому, у него были на то веские основания.

— Но если «Формула Бога» не имеет отношения к единой теории поля, к чему она имеет отношение? — И словно размышляя вслух, Томаш с выпросительной интонацией продолжил: — К ядерному оружию?

Ариана предварила свой ответ напряженно-внимательным взглядом, устремленным на португальца.

— Я сделаю вид, будто не слышала вашего вопроса, — отчеканила она, медленно произнося каждое слово. — И больше не возвращайтесь к разговору на эту тему, вы поняли? — Ее указательный палец коснулся лба. — Ваша безопасность зависит от вашего благоразумия.

Томаш помолчал, думая о прозвучавшем в ее словах предостережении, в задумчивости повел головой, и глаза его остановились на группе пакистанцев, входивших в гостиничный ресторан. Это зрелище подсказало ему идеальный предлог поставить точку в разговоре.

— Вы не проголодались? — поинтересовался он.

На обед Томаш пробовал «чело-кебаб», очередную разновидность «кебаба» за время своего пребывания в Иране. Честно говоря, португалец уже досыта насладился «кебабной диетой», и потому известие о том, что ближайшей ночью его тайно вывезут из страны, принял в каком-то смысле с облегчением. Правда, перед этим еще предстояло «посетить» министерство, но от него мало что зависело, свои опасения он постарался запрятать в дальний уголок сознания, теша себя мыслью, что люди из ЦРУ неплохо знают свое дело.

В какой-то момент ему пришло в голову, что это их последний совместный обед, и он с грустью посмотрел на Ариану, эту прекрасную женщину, в гипнотических глазах которой светились душевная теплота и ум. Томаша так и подмывало открыться ей и все рассказать, даже предложить бежать из страны вместе, но он вовремя спохватился, понимая, что все это пустая фантазия, они люди из разных миров, и задачи у них прямо противоположные.

— Вы полагаете, что головоломку удастся прочесть? — осведомилась она, пытаясь избежать его пронзительного взгляда.

— Мне нужен ключ, — резюмировал Томаш. — Если быть откровенным, мне кажется, без этого ключа задача, стоящая перед нами, невыполнима.

— А если бы это был шифр, было бы проще?

— Да, конечно. Но это не шифр.

— Вы уверены?

— Уверен. — Томаш развернул рабочий листок на уголке стола. — Посмотрите, этот стих состоит из слов и фраз. Шифр же оперирует только буквами. Если бы это был шифр, мы бы видели бессмысленную череду букв, типа, «hwxz» и тому подобное, нечто немного похожее на вторую загадку. — Он указал на слова, накарябанные на листке. — Замечаете разницу?

— Да, «!уа» и «ovqo», буквы с восклицательным знаком впереди, — это, очевидно, шифр, — полувопросительно сказала иранка. — А разве нет таких шифров, которые бы внешне выглядели как нормальные слова?

— Разумеется, нет, — ответил он, и его тут же взяли сомнения. — Постойте-ка, если только не… если только речь идет не о перестановочном шифре… Знаете, существует три вида шифровки. Первый — сокрытие послания при помощи приемов, как правило, несложных. Самый древний известный пример — запись сообщения на голове наголо обритого раба. Когда носитель информации вновь обрастал, его отправляли по назначению.

— Очень изобретательно.

— Затем идут шифры подстановки, в которых одни буквы в соответствии с заранее обусловленным ключом заменяют другими. В основе современных шифровальных систем, которые генерируют комбинации символов вроде наших «!уа» и «ovqo», обычно лежит данный вид шифра.

— То есть сегодня они наиболее распространены?

— Можно сказать и так. Но также существуют и шифры перестановки. В них буквы шифруемого текста переставляются в ином порядке.

— Не поняла…

— Взгляните, простой разновидностью перестановочного шифра является, например, анаграмма, слово, составленное из букв другого слова. К примеру, «Elvis» является анаграммой «lives». Оба слова состоят из одних и тех же, но расположенных в разном порядке букв. Или «elegant man» и «a gentleman». Единственный вид шифра, в котором послание может выглядеть как текст, это перестановочный шифр.

Ариана внимательно всмотрелась в написанные на листке слова.

— А как вы считаете, эти строки могут быть написаны при помощи подобного шифра?

Историк, устремив изучающий взгляд на текст, в задумчивости скривил губы.

— Гм-м… Да, это возможно. Мы можем проверить это, попытавшись составить из использованных в четверостишии букв другие слова. Со словами из португальского языка это не привело ни к какому результату. Может, получится с английскими. Давайте-ка попробуем. — Он склонился над листком. — Рассмотрим первую строку.

— Соединим буквы «t» и «а». Поставим рядышком обе «f». Что вышло?

— «Taff».

— Это ничего не означает. А если в конце добавить «i»?

— «Taffi».

— Переставим «i» вперед, перед двумя «f».

— «Taiff». Это название города в Саудовской Аравии. Но, насколько я знаю, он пишется с одним «f».

— Вот видите? Это уже кое-что. А что если между «а» и «i» воткнуть «r», получится… что? «tariff». Хотелось бы понять, что делать с остальными буквами. Что у нас в запасе? По одной «е», «r», «i» и «n».

— «Erin»?

— Гмм… «erin»? Или «nire». Или, может, «rine». Или… а почему бы и не «rien»? Вот, смотрите.

Он написал: