Синдром Кандинского (сборник) - Андрей Васильевич Саломатов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Не продолжай, — перебил его Николай Иванович. — Я тебя, Антоша, зауважал до того, как ты к нам подошел. Я зауважал тебя, когда узнал, что ты свою машинку с марцефалем собственноручно в канале утопил. Ладно, все. Передавай привет своей Леночке.
— Иди, иди, Антон, — влез в разговор Леша. — Ты Николая Ивановича расстроишь, а нам ещё шампанское пить.
Сбитый с толу осведомленностью Николая Ивановича, Антон улыбнулся одними губами, махнул рукой и, тяжело ступая, пошел по направлению к вокзалу. "Значит, они за мной следили, — думал Антон. — Зачем? И кто такой этот Николай Иванович? Ах, ну да, живу рядом, проверяли, не засланный ли".
Разобравшись с Николаем Ивановичем, Антон снова мысленно вернулся к разговору с Леной и Стасом. Это воспоминание, словно порыв жгучего ветра, выдуло из него лихорадочный озноб. Антону сделалось душно, обида, казалось, находилась где-то в желудке и не помещалась там, давила на диафрагму, затрудняя дыхание. Он почувствовал сильную, тянущую боль. Природу этой боли Антон до конца не понимал, поскольку вызвана она была чем-то, не имеющим отношения к его живым болящим органам. Болело, как после сильного удара в солнечное сплетение, а в паху у него словно кто-то накручивал колки, на которые вместо струн наматывались нервы. Антон даже чувствовал внутри себя вибрацию натянутых струн, похожую на гудение высоковольтных проводов. Испугавшись, он попытался переключиться на другие мысли и, превозмогая слабость, пошел вперед.
Очень скоро Антон вышел на дорожку, ведущую к дому, где он снимал халупу. Когда Антон сообразил, где находится, понял, зачем сюда шел. Не отрывая взгляда от черной, покрытой ряской воды, он замедлил шаг и мысленно попытался объяснить свое появление здесь: "Там всего четыре ампулы. Сейчас они мне нужны как никогда. Нельзя лишать себя всего сразу, надо по очереди заполнять образовавшиеся пустоты. Иначе я не выдержу. Это не поражение. Это тактический маневр. Я беру передышку, чтобы постепенно справиться со всеми неприятностями".
Он остановился на том месте, откуда, как ему казалось, бросил стерилизатор в воду. Время давно перевалило за полдень. Жаркий воздух, словно закипающая в чайнике вода, уходил вертикально вверх. Мертвая утрамбованная земля будто до предела была насыщена кислородом, и, выходя из нее, он клубился, искажая очертания предметов до неузнаваемости.
Антон бросил кейс в высокую траву, растущую вдоль канала, спустился вниз и потрогал ногой воду. Он не почувствовал её, но содрогнулся от отвращения, когда по ковру из ряски прошла едва заметная волна. Отступать он уже не собирался, поскольку считал, что некуда. Ему необходимо было передохнуть, сойти с дистанции и накопить сил даже для такого простого дела, как отъезд. Он просто не в состоянии был пойти на вокзал, купить билет, а затем неизвестно сколько ждать поезда. Ему казалось, что мир выталкивает его за собственные пределы, и Антон был бы рад покинуть его, но не мог это сделать, не прибегая к помощи морфия. Раздражение его росло. Ключик от спасительной дверцы лежал рядом, в металлической коробке, на дне грязного канала. Нужно было только решиться и прыгнуть. И Антон прыгнул.
Вода тошнотворно пахла канализацией, тиной и имела сладковатый вкус. Антон барахтался посреди канала, остервенело отплевывался и шарил руками и ногами по мягкому илистому дну. Он боялся вставать на ноги, испытывая детский ужас перед засасывающей донной грязью.
Гладкие предметы, на ощупь похожие на стерилизатор, попадались часто. Он выкинул на берег несколько банок и бутылок, причем сильно порезал ладонь о горлышко бутылки. Встав наконец на дно он прополоскал рану и принялся слизывать кровь с порезанной ладони. Вода вокруг него сделалась совсем черной, кровь капала в воду и моментально растворялась в густом маслянистом бульоне.
Он шарил по дну руками, медленно продвигаясь вперед. Тщательно ощупывал каждый найденный предмет, будто толком не знал, что ищет, а ощупав, бросал на дно. Вынырнув, он увидел идущих по дороге мальчишек, услышал смех и крики:
— Смотри, смотри, поймал кого-то. Тащит.
— Во дурак. Он пьяный в жопу.
Антон хотел было встать и наорать на детей, прогнать их, но решил, что только потеряет с ними время да привлечет к себе внимание взрослых, которые неизвестно как отнесутся к его купанию в этой сточной канаве. Нырнув ещё раз, он проплыл над дном метра полтора и наконец нащупал рукой что-то, очень знакомое по форме. Прижав к груди стерилизатор с кирпичом, Антон вынырнул из воды и снова услышал смех, но мальчишки больше не интересовали его.
Антон долго сидел в тростнике, высасывая кровь из раны, и думал, как ему такое могло прийти в голову — бросить стерилизатор в болото. А главное, чего ради? "Начать жизнь сначала можно только отыскав это начало, — думал он. — Я чуть было не остался один на один со всеми этими людьми, с их писаными и неписаными законами, с их играми в семью, в карьеру, в мораль. Это все равно что прийти в зоопарк и навсегда остаться там жить, изредка меняя одну клетку на другую".
Антон открыл стерилизатор и осмотрел его содержимое. Шприц был полон грязной болотной воды; все остальное не пострадало, хотя он волновался, что от удара могут разбиться ампулы.
Закрыв стерилизатор, Антон встал и, пригибаясь, чтобы не было видно с пляжа, пошел вдоль берега. Он добрался до тех мест, где уже не было загорающих. Здесь Антон оставил свои вещи, взял с собой только шприц, иглу и, разбежавшись, головой вперед нырнул в мелкую подошедшую волну. Отплыв подальше от берега, он опустился метра на два под воду и несколько раз промыл шприц водой. На этом стерилизация закончилась. Антона не пугала перспектива подхватить какую-нибудь заразу, хотя это было более чем реально. Он был из тех людей, которые следят за своим внешним видом до первого пятна на одежде, и, как только это пятно появлялось, он вообще переставал обращать внимание на грязь. Мог спокойно вытереть черную от мазута руку о собственный пиджак, если до тряпки нельзя было дотянуться не сходя с места.
Более-менее отмывшись от черной грязи и ряски, Антон выбрался из воды и вернулся в заросли тростника. Там он, торопясь, перетянул себе руку резиновым жгутом и сделал укол. И сразу мир как будто перевернулся, изменилось освещение, в голове у него пронесся черный смерч, который вобрал в себя все его мучения, заботы и боль, — все, что имело отношение к развенчанной им жизни. Антон понял, что больше не хочет возвращаться в нее. Там его больше никто не ждал, тогда как здесь он ни в ком не