Капитан Два Лица - Эл Ригби

Двое — принц и принцесса — ушли. Король остался.

Дуан рад был наконец спровадить сестру. Едва оставшись в сравнительном уединении, он жадно схватил с подноса кубок и на ходу осушил почти наполовину. Поразительно! Прошло от силы двадцать швэ с начала бала, а Дуан уже мечтал о его окончании или хотя бы о перерыве — об ужине, до которого оставалось примерно столько же.

— Маар! Ваша светлость! Юный Сокол!

Последнее обращение заставило Дуана в первое мгновение вздрогнуть. С надеждой он начал поворачивать голову на зов, впрочем, почти сразу понял, что окликнувший его голос отличается от более низкого и хриплого голоса Железного. Но всё же в груди знакомо потеплело, когда зов повторился и в нем отчетливо послышался легкий тилманский акцент. Потому что при королевском дворе был лишь один тилманец, звавший маленького принца именно так.

— Юный Сокол, сколько же прошло…

И стоявший у окна седой человек в сине-серой адмиральской форме приветливо поднял широкую смуглую ладонь.

— Да, мой мальчик. Это я, старая развалина. Которая еще скрипит, но уже вряд ли сможет покатать тебя на спине, как в детстве.

Дуан заулыбался, подходя ближе и склоняясь в глубоком почтительном поклоне.

— Та’аш Ноллак… Благо, в этом нет и необходимости.

Из трёх старых полководцев, которым Талл Воитель велел когда-то принять посильное участие в воспитании принца, последний больше всех полюбил именно Ноллака — самого высокого, самого загорелого и самого улыбчивого, с шапкой выгоревших, а ныне уже седых волос. Хранитель Приграничья и глава разведки Огаст ле Фириек был слишком строгим и желчным, а генерал Сухопутных Частей Диктирон Лунгер не проявлял особого желания общаться с мальчиком: не любил детей, животных и всё, что по какой-то нелепой причине не умело маршировать. Дариус Ноллак же, Верховный адмирал Альраилльской эскадры, не только знал множество разных вещей и исходил оба отмеченных на карте моря вдоль и поперек, но и вполне благодушно относился к необходимости отдавать некоторую часть своего времени юному наследнику престола. Это он впервые взял Ино на корабль и посвятил в основы мореходства, он же научил ориентироваться по звездам и рассказал довольно много интересного о богах: Светлых, Темных и Переменных, о волшебных рострах-покровительницах и преданиях Закрайних островов.

Не обходил Ноллак и историю смертных, в том числе пиратов. По крайней мере, он часто пересказывал приключения великих капитанов прошлого — Зоргено Тилманского, Мальтарии Непобедимой, Пэ Трехногого. Правда, он неохотно переходил к пиратам современным — тем, которых отец вешал. Эту тему он быстро и ловко менял. Сейчас, повзрослев, Дуан окончательно понял: старый адмирал не слишком одобрял политику отца в этом вопросе, но, конечно же, как и все прочие, предпочитал об этом не заявлять.

Ноллак заключил Дуана в объятья, отстранил и начал с любопытством рассматривать.

— А ты славно вымахал, Ино. Не подумал бы, что десять Кругов в Древнейшем Чертоге смогут сделать из тебя такого бравого молодца. Иные моряки, проведя столько же на воздухе и тягая туда-сюда канаты и ящики, остаются дохляками.

— В Чертоге всё пропитано силой Великих, — отозвался Дуан. — А две сэлты путешествия окончательно взбодрили и оздоровили меня.

Адмирал улыбнулся, хотя в его прищуре по-прежнему читалась хитринка. Дуан уже готовился к более детальным расспросам, но, к его облегчению, Ноллак предпочел поинтересоваться о другом:

— Что ж… какой ты находишь сейчас нашу страну, Ино?

Здесь можно было ответить сравнительно искренне.

— Прекрасной и сильной, как никогда. Надеюсь, я смогу укрепить ее еще больше и стать достойной заменой отцу.

— Сможешь, вряд ли в этом стоит сомневаться. — Ноллак перестал созерцать Дуана и скользнул взглядом по танцующим. — Скажи-ка мне… что будет, когда праздники кончатся?

«Свадьба Розинды, ну а мне останется проторчать здесь в худшем случае до фиирта». Но, разумеется, пришлось сказать другое:

— Соберу Совет, чтобы обсудить главные проблемы, и буду их решать.

— Во всем станешь следовать… отцовскому курсу?

Вопрос задали иным тоном, чем предыдущие: тише, ровнее, но при этом явно настороженнее. А серо-зеленые глаза в сетках резких морщин опять пытливо взглянули Дуану в лицо. Тот сглотнул. Ему показалось, Ноллак прочел некую мысль, которую молодой король еще не озвучивал никому из ближнего правящего окружения. И, поколебавшись пару мгновений, он признался:

— Нет. Есть кое-что, что я хотел бы направить по иному руслу.

— И… что же?

Но прежде чем Дуан ответил, Ноллак еще понизил голос:

— Не сокольи ли пакты?

Дуан вздрогнул.

— Как вы это поняли?..

Адмирал густо рассмеялся.

— Я что же, не знаю тебя, Ино? И не изображал лодку, когда ты сидел у меня на плечах и махал флажком? Ты всегда питал слабость к пиратской братии, даже до того, как увидел их впервые вживую. Разве нет?

Дуан лишь кивнул, засмеяться не получилось. Ноллак удовлетворенно склонил голову.

— Это мудро. Не стоит нам истреблять пиратов на том лишь основании, что они непредсказуемы, как ветер. В других странах их принимают и даже лелеют. Да только… будет трудно все вернуть на круги своя после того, что сделал твой отец. Понимаешь?

Дуан вновь кивнул. Он и сам это знал.

Едва кончилась последняя война с нуц, король Талл не просто упразднил Соколов как гильдию. Разорвав их пакты, он быстро перевешал всех своих капитанов, обвинив их в заговоре. Говорили, будто некоторые успели уйти, но их, если это действительно удалось, можно было бы посчитать по пальцам. Впрочем, нет, их нельзя было даже посчитать. Потому что никто не знал, сколько их числилось в лучшие, давние Приливы, когда они не были вне закона. Соколы всегда оставались закрытой, привилегированной прослойкой военного общества. Точно Дуан знал лишь одно: на виселицах, стоящих сейчас на Незрячей Площади — площади казней — первыми когда-то вздернули именно их. Виселицы остались именно со времен той славной победы над Жу’Нушиадом, времен, которые одни назвали Золотыми, а другие — Пеньковыми.

— Многие ли Волки решатся служить королю альраилльскому, даже если он предложит каждому по новенькому бригу и по титулу?

Дуан быстро опорожнил кубок, но во рту все равно было сухо. Очень сухо и как-то горько.

— Я думаю, рановато загадывать, — сдавленно произнес он. — То, что я вам озвучил, — лишь идея, слепленная из детских увлечений, и, возможно, она неразумна.

Ему снова становилось тошно, в который раз за вечер. Он вдруг представил… а впрочем, чушь, подобного не могло произойти. «Ласарре» ничего не грозило, ни сейчас, ни потом; Железный знал, как ее уберечь. И если что…