Кровная месть - Фридрих Незнанский

Феликс Захарович не отвечал.

— В общем, после выхода Стукача предполагается многоходовая комбинация. Твой Бэби убьет Стукача как изменника, а Дюк должен кончить Бэби. Теперь ты можешь сказать, кто такой твой Бэби, — усмехнулся Ваня.

— Тебя это всегда интересовало больше, чем нужно, — сказал Феликс Захарович сердито.

— Очень просто, я любопытен, — рассмеялся Ваня… — Я ведь знаю и Стукача, и Дюка. С Дюком мы даже работали вместе в Японии. Жаль его, хороший парень.

— А с ними что случится?

— Что-нибудь непременно случится, — сказал Ваня. — Так откуда взялся твой Бэби, дед? Ты всех заинтриговал своими секретами.

Феликс Захарович тяжело вздохнул и произнес:

— Я не согласен!

Ваня повернулся к нему без интереса и, скучая, спросил:

— С чем не согласен?

— С ликвидацией. Я не верю, что это запланировано Егором. Я подозреваю, что толкователи начинают свою собственную игру.

Ваня молча протянул ему зонт, и Феликс Захарович взял его за ручку. Ваня достал пачку папирос, сунул одну из них в рот, прикурил от зажигалки.

— Значит, не согласен, да?

— Да. Я требую проверки этого пункта.

— А что тебя так волнует в этом решении?

— Отношение к людям, — сказал Феликс Захарович взволнованно. — Если мы начнем убивать своих, то кто нам поверит?

Ваня широко, но отнюдь не искренне улыбнулся.

— А кто меня недавно пугал всеобщей грызней в конце второго этапа, а? Разве расправа с исполнителем не позволит избежать этого?

Феликс Захарович покачал головой и ничего не ответил.

— То-то, — сказал Ваня. — Когда мне плохо, это план такой, да? А когда тебе плохо, это, значит, вопреки плану?

— Когда тебе было плохо? — спросил хмуро Феликс Захарович.

Ваня щелчком выбросил папиросу и сказал:

— Мне теперь всегда плохо, дед. Меня уже мутит от всех ваших планов и операций. Я чувствую, что мы все не доживем до третьего этапа.

— Это невозможно, — сказал Феликс Захарович. — Стихия стихией, но процесс необходимо стимулировать, подстегивать и контролировать.

— Да, но не нам. Мы меченые, мы же «красная капелла», от нас шарахается весь цивилизованный мир! Мы в этом деле всего лишь фитиль, сгорим и истлеем. Взрывать мир будут другие.

— Да, — вздохнул Феликс Захарович. — Представляю, как тебе тяжело с такими мыслями. Только не вздумай дергаться, Ваня.

— А то что? — спросил тот угрюмо.

— Поймают, — просто ответил Феликс Захарович. — Ты же лучше меня знаешь, как это делается.

— А ты? — спросил Ваня. — Пойдешь до конца, да? Феликс Захарович печально усмехнулся, глянув на могильный памятник рядом.

— Мой конец не так уж далек, — сказал он. — Значит, и идти недолго.

Ваня скривился и буркнул:

— Поколение камикадзе… Ты дашь мне ключ или нет?

— Я предоставлю его коллегии Суда, — сказал Феликс Захарович. — Мне хотелось бы убедиться, что мы правильно исполняем план Егора.

— Это называется — демарш, — сказал Ваня.

— Тебе видней, — пожал плечами Феликс.

— Но я тебя поддержу, — пообещал Ваня. — Не знаю, чего ты гонишь волну, но мне интересно узнать предел их сопротивляемости.

— Спасибо, — кивнул Феликс Захарович.

Они распрощались, и Феликс Захарович ушел первым. Он шел, не замечая ни дождя, ни луж под ногами, ни удивления людей, с которым те на него смотрели. Седые волосы его намокли, капли воды стекали за воротник плаща, и из-за этого никто не замечал, что по его окаменевшему лицу текут слезы. Все было списано на дождь.

Впрочем, вернувшись домой, он прогрел ноги, выпил аспирин и даже хлопнул рюмку водки. Теперь ему было ради чего жить, и торопиться уходить не следовало, даже если рушились устои.

Снова он узнавал номер телефона по компьютерному коду, и, когда автоответчик привычно отозвался: «Говорит диспетчер связи. Если у вас есть сообщение, произнесите его после сигнала», — Феликс Захарович произнес:

— Говорит Франт. Срочно нуждаюсь в личном контакте. И дрожащей рукой он положил трубку.

День продолжался в обычном порядке. Легкий ленч, газеты, послеобеденный отдых. Он даже вздремнул на диване в кабинете, прикрывшись пледом. После трех зашла домработница, приготовила из полуфабрикатов обед, забрала белье в прачечную и поинтересовалась насчет надбавки к зарплате. Феликс Захарович, хоть и был покороблен ее прямотой, пообещал ходатайствовать.

— Сами же понимаете, — сказала домработница, — за ценами не угонишься.

Ликвидировать Бэби? Кому это могло прийти в голову? Его лучшего агента, исполнителя самых сложных и рискованных акций… Нет, это была не та аргументация. Лучшие агенты тоже переживали свои сроки, и дело не в качестве. Дело в том, что он с нею сроднился, он считал ее почти дочерью, и сама мысль об устранении Нины казалась ему дикой. Всегда понимавший важность дисциплины, всегда исполнявший приказы беспрекословно, сегодня он восстал против бессмысленности приказа и потому чувствовал, что перешел какой-то невидимый рубеж. Его нынешний демарш уже внесен в его личное дело, и что бы он теперь ни предпринял, на нем будет печать ослушника. Ему надо привыкнуть к этому. Теперь ему будет значительно ограничен допуск к секретной информации, ему уже не видать места в коллегии Суда, да и все остальное тоже будет сильно урезано. Но что это могло значить в сравнении с жизнью Нины?

Ожидаемый им человек пришел уже вечером, когда за окном стемнело. Такие у них были отношения, что тот сам открыл дверь своим ключом. Этот ключ мог был быть использован один раз в жизни или, напротив, никогда не использован вовсе, но он всегда был в распоряжении тех людей, от кого Феликс Захарович теперь ждал помощи.

— Здравствуйте, — сказал вошедший, приветливо улыбаясь. — Вы прекрасно выглядите, Феликс Захарович. Вы меня непомните? Мы с вами вместе отдыхали на Кипре.

— Леонид Андреевич? — спросил осторожно Феликс Захарович.

— Именно так, — удовлетворенно улыбнулся гость. — Славно мы тогда повеселились, не так ли?

— Значит, вы тоже в этом деле? — спросил Феликс Захарович.

— Мне было очень приятно узнать, что мы работаем вместе, — сказал Леонид Андреевич. — Позвольте сесть?

— Да, конечно, — спохватился Феликс Захарович.

Он не мог скрыть некоторой растерянности. Когда два года назад оказался на Кипре, то меньше всего он там веселился. Там проходил закрытый семинар по плану «Народная воля», и его нынешний гость членом семинара не являлся.

— Можете не сомневаться, — улыбнулся гость, заметив его нерешительность, — у меня к вам письмо от Главного. Где же это оно?.. — он искал письмо по карманам своего пиджака и наконец нашел. — Ага, вот!..