Ковчег Судного дня - Дмитрий Захаров

— У меня отравление?!

— Сделаешь, как говорю, все будет тип-топ!

— Почему соль?

— Слышал такую фразу: вы — соль земли! Короче, действуй!

Трясущейся рукой Павел взял солонку, высыпал в стакан, размешал чайной ложкой. Выпил залпом и не ощутил вкуса. Боль в груди стихла, навалилась слабость. Он провалился в дрему. Несколько раз звонил айфон, он ничего не слышал. Крепкий сон овладел им, как насильник. Он спал без сновидений, а когда проснулся, почувствовал себя здоровым, только кожу покрывала испарина. В номере стемнело, он продрых весь день, как сурок.

Павел пошел в ванную, долго стоял перед зеркалом, придирчиво изучая отражение. Лоб прочертила глубокая вертикальная морщина, по которой так любила хлопать ладошкой Настя. Воспоминание о невесте болезненно резануло под ложечкой. Словно пропустил удар в печень. Он освободился от пропахшей потом одежды, десять минут стоял под сильными струями, наслаждаясь чистой водой и мыльной пеной. Из ванной он вышел бодрым и голодным. В сумке лежали его старые джинсы, пара футболок и куртка. Сгодится! Меню айфона переполняли сообщения. Пять заказов от Людмилы, два сообщения от Юлии, и еще одно от Натальи, хозяйки свинг-клуба. Первая новость по пробуждении должна нести приятные эмоции! Он щелкнул мизинцем по выделенной строчке.

«Привет, солнце! Ты не забыл про свои вещи? Целую, жду. Н.»

Павел набрал номер портье.

— К вашим услугам, отель «Приют»!

— Я хотел бы заказать обед.

— Скорее ужин, — тихонько рассмеялась женщина. Прилетели обрывки фразы, приглушенные ладонью: — Говорят, нет… Проснулся? Еще не сообщала…

— Алло!

— Слушаю вас!

— Так кормить будете?

— Обязательно!

— Давайте побыстрее!

— Рада, что вы поправились.

Павел наскоро оделся, в дверь постучали.

— Заходите!

Боком вошла служащая отеля, толчком бедра притворив за собой дверь. Она принесла на подносе большую тарелку, на которой дымились четыре подрумяненные сосиски с печеным картофелем, и щедрая пригоршня зеленого горошка.

— Приятного аппетита! — Женщина поставила поднос на столик и покинула номер.

Павел набросился на еду, как попавший в кораблекрушение матрос, обнаруживший банку с тушенкой. Он поглощал пищу, испытывая неземное блаженство. Насыщение пришло неожиданно. Он жадно выпил два стакана воды, позвонил на ресепшен.

— Все было очень вкусно, спасибо!

— Приятно слышать. Что еще хотите?

— Закажите такси.

Возникла пауза.

— Алло!

— Я слышу. — Женщина замялась. — Вам запрещено покидать номер…

— Кем запрещено?!

— Я здесь работаю… — она с трудом подбирала слова. — Свяжитесь с вашим начальством. Извините! — Пошли короткие гудки.

Дальнейшие действия Павла Рюмина отличались необычным хладнокровием. Он собрал вещи, проверил наличие кредитных карт в бумажнике, паспорт и водительское удостоверение. Осмотрел номер, убедившись, что ничего не забыл, вышел в коридор и тотчас вынужден был отскочить к стене. Перед дверью растянулся леопард.

— Привет, Рекс, — пробормотал Павел.

Леопард оскалил зубастую пасть, Павел нырнул назад, подпер ручку спинкой стула. Подошел к окну, распахнул фрамугу, в лицо ударил прохладный ночной воздух. Впереди было кирпичное строение, под ним распахнули черные зевы помоечные баки, возле которых бродяга копошился в пакетах мусора. Третий этаж, высота восемнадцать метров. Соседняя крыша пологая, покрытая битумом, в свете ночного фонаря блестит, как слюда. Он будет прыгать под углом вниз, шансы на успешное десантирование пятьдесят процентов.

В дверь постучали.

— Здорово, братишка! — окликнул Алекс. — Кидаешь старых друзей?

Павел вскарабкался на подоконник.

— С детства не переношу, когда не выпускают на улицу!

— Пойдем погуляем, воздухом подышим.

— Доверие, как кредит в банке, брат! Легко брать, трудно возвращать!

— Что ты задумал?! — От удара жалобно охнула дверь.

— Пошел ты! — процедил Павел сквозь зубы и, наклонив вперед корпус, рванулся вперед.

Полет длился бесконечно долго, в ушах засвистел ветер, от удара о крышу клацнули зубы, обожгло пятки. Пробежав пять метров по инерции, он вцепился в поржавевшие поручни пожарной лестницы. Далее спустился вниз, едва не соскользнув с шатающейся перекладины. Впереди горел ночными огнями оживленный проспект. Выезд из двора перегородил «лендкрузер», собрав пробку из трех нетерпеливо сигналящих автомобилей.

Павел обернулся к бездомному:

— Здесь другого выхода нет?

— Ну, ты даешь, блин! — Бродяга восторженно хлопнул в ладоши. — Прямо день ВДВ! Раньше двор проходным был, теперь, стало быть, новый дом построили…

Дальнейший прием был позаимствован Рюминым из боевиков. Он смерил взглядом фигуру бродяги.

— Махнемся шмотками?

— Ты на крыше башкой шарахнулся?

— Получишь штукаря!

Бездомный поспешно стянул промасленную, утратившую первобытный окрас куртку, кенгурятник с воротником, засаленные брюки. Сверху прилетел звериный рык, хлопнула фрамуга. Павел мгновенно облачился в пропахшую помоями одежду, переложил содержимое карманов в сумку и, не слушая слов благодарности, побежал к выходу. Проходя мимо «тойоты» он накинул воротник кенгурятника на голову и сильно сгорбился. Маскарад удался. Выйдя на проспект, он поднял руку, машины проносились мимо, освещая фарами одинокую фигурку.

— Ну, давай же! Мать вашу! Останавливайтесь!

Сегодня фортуна благоприятствовала беглецу, моргая габаритными огнями, припарковалась побитая жизнью «шестерка».

— Куда едэм? — Молодой кавказец смерил его недоверчивым взглядом.

— Таллинская улица!

— Штука!

— Годится!

— Дэньги вперед, и постели там газеты…

Павел сунул тысячерублевую купюру. Из подворотни задом сдал «лендкрузер», развернулся, зацепив бампером припаркованную машину. Некоторое время черный внедорожник следовал по Пушкарской улице, отставая на две машины от «шестерки», затем развернулся, подрезав автобус, и умчался в сторону Большого проспекта. Пронесло! Первым делом Рюмин отключил звуковые драйвера на айфоне, набрал имя женщины, убившей своего мужа. Маргарита Родченко. Странички запестрели разноречивой информацией. Родченко — город Пермь… Отбой! Маргарита Родченко, Ставропольская область… Далее… Родченко — Москва. Он чувствовал себя гончим псом, почуявшим запах лисицы. От изобилия женских физиономий рябило в глазах, фотографии вытянулись в бесконечную линейку, блондинки, шатенки, толстые, худощавые. Одна запечатлела себя голышом на пляже, трем Маргаритам еще не было десяти лет.