Осенняя женщина - Анна Климова

Тимофей улыбнулся, вспомнив, как в свое время, очень и очень давно, когда они еще не познакомились со Стариком, он пытался залезть на ее балкон, чтобы показать, насколько романтичен. Балкон располагался на девятом этаже, посему Тимофей решил спуститься с крыши. Сломав дверь технического этажа, он влез на крышу, привязал к себе цветы и по веревке спустился к своей любимой, когда она была дома одна. Первые ее слова: «Ну ты и кретин!» — нисколько не подействовали на Тимофея. Он думал точно так же, но был счастлив этим обстоятельством. В жизни у мужчины всегда есть такие моменты, когда он рад слышать о себе разные нелицеприятные вещи. Особенно если женщина играла. Но тогда Ира не была расположена к игре. Она втащила его в квартиру, быстро провела к двери и вытолкнула на площадку, бросив к ногам букет. Сюрприз ей оказался явно не по душе. «Давай, вали отсюда, придурок! И только попробуй сделать еще что-то такое! Полетишь вниз своим ходом!»

Через месяц они поженились. Не могли не пожениться. Слишком уж он любил ее. Да и родители Иры в зятьях не видели никого, кроме Тимофея.

А потом появился Старик, и жизнь потекла по совершенно иному руслу…

Тимофей все еще думал об Ире, поэтому нашел ее через пару лет после расставания. Он прекрасно умел находить людей. В этом был его талант. Она на несколько дней прилетела в Москву, хотя ненавидела СНГ, предпочитая с некоторых пор Европу. Тимофей увидел ее бойфренда, а может, очередного раскручиваемого «клиента» — маленького, волосатого, похотливо-наглого мужичка с приросшим к уху сотовым телефоном. Когда они выходили из ресторана, он держал свою руку с короткими, словно сосиски в кольцах, пальцами на ее попке. Насколько Тимофей помнил, Ира никому и никогда не позволяла так вольно обходиться с собой. Но, видно, существовал тип мужчин, которым позволялось многое.

Он мысленно пожелал ей счастья и ушел, не показавшись на глаза.

После Иры была женщина по имени Ада. Ада Станиславовна. Бывшая чемпионка Советского Союза по биатлону. Он называл ее Ада-Адреналин за пробивной и неуемный характер, не позволявший ей высидеть на одном месте больше двух суток кряду. Ада никогда не останавливалась в своей маленькой однокомнатной квартирке больше чем на две ночи. После лазанья по горам она отсыпалась, собирала рюкзак и уже через трое суток отправлялась на бурные уральские реки. После прохождения речных порогов Ада снова отсыпалась, потом хватала свой «Никон» и летела на Камчатку снимать восходы на море. Готовить Ада не умела. Ее кулинарных способностей хватало только на то, чтобы пожарить картошку с баночной тушенкой и разогреть чай.

Тимофей со смущением признал, что даже он не в силах угнаться за ней и ее образом жизни. Они откатались в Раубичах один зимний сезон и расстались добрыми друзьями. Потом была Майя. Была…

Тимофей отыскал ее в Интернете в один из тех дней, когда настроение упало до нулевой отметки. Так и подмывало сделать что-то такое, о чем потом пришлось бы пожалеть. Но вернуться к старому означало перечеркнуть ту борьбу, которую он выдержал, изменить самому себе, развеять в пыль собственный выбор. Тимофей не мог себе этого позволить.

«Знакомства! Знакомства! Заходи на сайт СЕЙЧАС!» — навязчиво твердила Сеть.

«ПРОГОЛОСУЙ НА НАШЕМ ФОРУМЕ!»

«НАШИ НОВОСТИ!»

«ЛУЧШИЕ ДЕВУШКИ СО ВСЕХ УГОЛКОВ ИНТЕРНЕТА»

«НАЙДИ СЕБЕ ПАРУ»

«ЧАТ ЗДЕСЬ»

Сеть создавала иллюзию того, что ты не один. Сеть подменяла собой живых людей, представляя их в виде печатных символов.

Тимофей выбрал первое попавшееся объявление и написал что-то откровенно-сентиментальное. Послал и тут же пожалел об этом. Через день получил в свой электронный почтовый ящик ответ:

«Здравсвуй, Тимофей! Меня зовут Света. Мне очень приятно была получить от тебя письмо. Я смотрела последний мультик про Масяню. А ты? Так прикольно. Напиши еще что-нибудь про себя. Света».

Он удалил письмо, горя от стыда и презрения. Какая глупость! Наткнуться на акулу, обожавшую пожирать чужие чувства, эмоции и откровения. Сотни и сотни этих акул разбрасывают объявления в Интернете только с одной целью — поймать пару-тройку писем, которыми можно упиваться под тихое потрескивание винчестера компьютера, не предлагая взамен ничего, кроме своего испорченного вкуса. Они поедали эти письма с наслаждением гурманов, дрожа от сознания своей недоступности и возможности подсмотреть чужую жизнь.

Раньше Тимофей не замечал этих акул. Он плавал в совсем другой жизни. Та, другая жизнь не предполагала какой-то лирической остановки. В нынешней жизни пришлось остановиться.

Он не выдержал и через неделю написал по другому адресу. Объявление девушки по имени Майя не казалось глупым, навязчивым или требовательным. Скорее грустным и безнадежным.

Она ответила. Через неделю они встретились. Обнаружили сходство вкусов, рассказали друг другу множество забавных историй, ради которых пришлось хорошенько покопаться в памяти.

Но что-то не заладилось, хотя все могло быть хорошо. Могло быть. Если бы он хоть на мгновение почувствовал то, что чувствовал к совершенно случайно увиденной из окна девушке. Из-за этой девушки он взял за правило хватать по утрам полупустое (а иногда и вовсе пустое) мусорное ведро и мчаться в тапочках к мусорным бакам, только бы увидеть ее вблизи. А она, Ничего не замечая, проходила мимо него.

«Кто же ты?» — спрашивал он ее мысленно.

Глупый вопрос, если ты задаешь его самому себе. И еще более глупый, если этот вопрос касается другого человека, да еще и задан мысленно. Ответа никогда не получишь. В этом и глупость.

Тимофей встречал ее снова и снова. Она приходила в детский сад утром и выходила из него после обеда. Она не гуляла с детьми. Иногда переходила дорогу и шла в миниатюрный учрежденческий парк с надписью: «Выгуливать собак строго запрещено!». Там она медленно бродила по аллеям, заглядывалась на ослепительно желтые клены и кормила голубей, с удовольствием слетавшихся к ней из ближайших мусорных баков. Она вытаскивала из-под своего нелепого то ли пальто, то ли пончо пакетик с хлебными крошками и бросала их на землю алчным птицам, чувствовавшим скорое приближение зимы и бескормицу. Он не видел ее лица в этот момент, но почему-то ему казалось, что она улыбалась.

Странная девушка. Не мчится после работы по гастрономам, не тащит нагруженные чем-то сумки.

Возможно, она была новой детсадовской медсестрой. Или кто там у них может быть еще?

После прогулки в парке девушка уходила к остановке троллейбуса. Ее никто и никогда не подвозил к детскому саду. И не встречал.

Она была одинока, непонятна и меланхолична. Как тихий осенний день. Он почти слышал, как одобрительно шуршат листья под ее ногами.

Наблюдая за ней из окна, Тимофей усмехнулся своим мыслям.

Частенько его самого удивляли глупые, нелепые фантазии, которые рождала тайная работа души и отвлеченного ума, не занятого решением практических вопросов. Да и кто мог быть избавлен от этих фантазий, подпитывавшихся, словно родник глубокими водами, крупицами юношеской романтики, каплями сентиментальности, невысказанными надеждами, давно позабытыми среди страниц жизни, как забывается мимоходом сорванная полевая былинка в любимой книге, читавшейся на солнечном лугу среди стрекотания кузнечиков. Найдешь такую сухую былинку — и ведь не вспомнишь, когда сорвал ее, что с тобой было в тот день, а тепло отчего-то станет: мол, смотри-ка, сохранилась! Кто не испытывал невыразимо притягательной жажды наделять вещи и людей загадочными свойствами? Кто мог отмахнуться от этих сокровенных, подчас никому и никогда не высказанных ощущений? Кто мог злиться на их настойчивое появление всякий раз, когда душа отчего-то ноет? Какая же ненависть человека к самому себе должна быть, чтобы он мог цинично посмеяться над собой и своим тайным миром, обязательно складывающимся из отдельных кирпичиков с самого раннего детства?