Мадемуазель Синяя Борода - Лариса Соболева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Значения не имеет! – вдруг рявкнул Щукин. Он крайне редко переходил на грубый тон, поэтому даже у Вадика выкатились глаза от удивления. – ИВС, СИЗО… Для обычных людей это тюрьма. Что чувствует человек, попавший туда? Особенно если он не виноват?
– Архип Лукич, вы зря наезжаете на меня, – упрямо произнес Слава. – Вам должно быть известно, как обманчива внешность. А квартира является веской причиной, чтобы устранить мужа. Подобных примеров сотни. И потом, я же не самостоятельно решал – задержать ее или нет. У меня есть на это…
Вместе со звуком, похожим на рычание, Щукин махнул рукой и выскочил из кабинета. За ним рванул Вадик, но у выхода опер обернулся – сдвинул брови и, задрожав всем телом, изобразил комично-устрашающую мину:
– Трепещи, преступный мир! Славка заступил на пост!
– Да катись ты… – отвернулся от него Слава, а когда Вадик с издевательским смехом удалился, запустил элегантной авторучкой в дверь.
Архип Лукич не выносил запах изолятора временного содержания. И он не смог бы описать, чем здесь наполнен воздух. Равнодушием? Отчаянием? Смертельной тоской? Во всяком случае, воздух в ИВС несвободен, сжат до максимальной плотности, а смертельная тоска застыла в глазах Лады. Сейчас она напряженно сидела на кистях рук, подняв плечи и опустив голову.
– Зачем вы скрыли от меня записку? – спросил Щукин.
– Дима сказал, что, если я покажу ее милиции, меня привлекут за то, что я довела Илью до самоубийства, заведут уголовное дело…
– Понятно, – вздохнул следователь. Ему действительно был понятен ее страх.
– Я, Архип Лукич, ничего не понимаю, – после небольшой паузы сказала Лада. – Если Илья написал эту записку, он должен был сам уйти из жизни, но его же убили. Или вы тоже думаете, что это я организовала его смерть и написала записку?
– Понимаете, Лада, то, что думаю я, сейчас неважно. Нужны доказательства, которые подтвердят вашу непричастность.
– М-м-м… – уныло протянула она. – Тогда меня посадят.
– Лада, а кто-нибудь видел вас с Орловым в ночь убийства?
– Нет. А какая разница? Мне предъявляют обвинение в организации убийства, алиби при этом может быть стопроцентное. Я правильно понимаю?
– Ну, пока вам ничего не предъявляют, всего-навсего подозревают.
– Это одно и то же.
– Вспомните, было что-нибудь необычное в поведении вашего мужа?
– Я давно к нему не присматривалась.
– Понимаю ваше состояние, но, поверьте, я хочу помочь, а вы совершенно инертны. Припомните особенности, детали, невзначай брошенные вашим мужем слова, все, что за последнее время показалось не совсем обычным или, скажем, нехарактерным для Ильи.
Лада молчала. Сосредоточилась на своих мыслях и, видимо, копалась в памяти, но как-то неактивно. Через минуту Щукин понял, что думала она о посторонних вещах, волновавших ее несоизмеримо больше, чем его вопросы, но о которых Лада заговорила уныло, с позиции обреченности:
– Все время думаю: что я сделала не так? Почему из сотен таких же, как я, людей, именно мне «посчастливилось» попасть сюда? Может, это наказание свыше? Я не изменяла мужу, хотя он давно стал мне чужим, нас уже ничто не связывало. И вдруг, когда… изменила ему… на меня обрушился кошмар, который я не в состоянии постигнуть. Если б в моей жизни не появился Дима, я, наверное, осталась бы дома, и тот, кто убил Илью… не убил бы его? Может, мне было предписано свыше нести свой крест до конца дней, терпеть Илью, каким бы он ни был? Но я нарушала это предписание и теперь должна понести наказание…
– Думаю, вы заблуждаетесь и запутываетесь. Лада, соберитесь и попытайтесь вспомнить то, о чем я вас спросил. Сейчас важно только это. Скажу больше: возможно, убийство вашего мужа связано с похищением картины из музея.
– С похищением? – удивилась Лада. – Мой муж и похищение «Любовницы»? Да нет, Архип Лукич, вы ошибаетесь. Илья не разбирается в живописи.
– Чтобы украсть картину, в живописи разбираться необязательно. Для этого нужны определенные навыки или, скажем, желание заработать большие деньги.
– Желание заработать у Ильи, конечно, было, но оно оставалось желанием, он для этого ничего не делал. Не способен был к какому-то движению, даже украсть картину… нет. Выпить водки, порассуждать, настроить планов – пожалуйста. Извините, Архип Лукич, вы очень ошибаетесь. Подумайте и найдите более подходящую кандидатуру на роль вора, иначе вам не вернуть картину.
Щукин опустил голову, уставившись на носки своих безупречно начищенных туфель. Без сомнения, он вытащит отсюда Ладу в ближайшие сутки, но сейчас не она заполняла его мысли, хотя состояние молодой красивой женщины, попавшей в такую передрягу, и внушало следователю опасения. После подобных потрясений нередко к людям приклеиваются всяческие неврозы, или того хуже – они слабеют рассудком. Все равно не в Ладе сейчас дело, а в ее муже. Но она подвела Щукина к абсурдной идее – кандидатура не та. Что значит «не та»? Лада работает в музее, где украли картину, ее муж не имеет алиби на момент кражи, его рост соответствует росту одного из грабителей, профессия – электрик. Дело даже не в профессии, образование Ильи еще круче – радиотехническое, уж ему-то отключить паршивенькую сигнализацию – раз плюнуть.
Но были детали, которые именно сегодня изменили некоторые ориентиры в версиях Щукина. Илья убит неизвестным в собственной квартире. Опять же, не это главное, а вот записка… Записка очень интересна по содержанию и по той роли, которую она должна была бы выполнить. Что в ней особенного? Во-первых, что она вообще есть.
Чтобы не путаться, надо подробней остановиться на этом странном факте. Почему он странный? Берем тот контингент, с которым контактировал Илья. Гена и Вадик второй день опрашивают его знакомых, основная часть из которых – коллеги. Пардон, но электрики и монтеры не способны на такой изысканный способ – сначала каким-то образом заставить Илью написать неверной жене записку, потом убить его. Здесь нужен такой же изысканный, точнее – изощренный и жестокий ум. Далее. В записке написано: «Лада, ты так со мной, да? Пожалеешь, но будет поздно». В ней не сказано: «Прощай, ухожу навеки». Записку явно писал не самоубийца, а человек, замысливший хотя бы небольшую месть. Месть предполагает протяженность во времени, значит, Илья писал, веря в осуществление планов, и вовсе не собирался на тот свет. Но записка нужна была убийце, отсюда следует, что убийца и надоумил Илью написать ее. Заставить написать более конкретно типа: «в моей смерти прошу никого не винить» либо, наоборот: «в моей смерти виновны…» он не мог при всем желании – Илья сразу бы догадался о злом умысле. Поэтому записка написана обтекаемо, а не конкретно.
Лада, испугавшись возможных обвинений, спрятала записку, в результате ее поступок стал причиной заключения в изоляторе временного содержания. Значит, план убийцы в некоторой степени удался? Итак, явное убийство кто-то попытался выдать за суицид, что ему не удалось – грубо состряпано. Отсюда вытекает вторая особенность: зачем он это сделал? Неопытный? Илья, несомненно, имеет отношение к краже картины, в данном случае случайность исключается полностью, потому что Лада работает в музее, где похитили… и так далее, сто раз повторять одно надоело.