Скачка тринадцати - Дик Фрэнсис

Ф. Гарольд Филд не ожидал, что Авессалом Уильямс будет молчать. Он же видел стиснутые кулаки! А потому сразу взял быка за poгa.

— Почему вы хотели ударить старшего официанта тогда, в ресторане? И почему вы этого не сделали?

— Он оскорбил меня, так сказать, по поручению директорши, — объяснил Билл Уильямс. — Не годится убивать посланца за содержание послания.

Он порылся в кармане и протянул Филду распечатку статьи, которая должна была уничтожить Денниса Кинсера. Филд сперва взглянул, потом начал читать — и брови его медленно поползли все выше и выше.

— Только не давайте этого никому, кроме Кинсера, — попросил Билл Уильямс. — Я это писал не для публикации.

Деннис Кинсер, бледный, как полотно, появился в паддоке перед Кубком Кинсера и разыграл блестящее представление, изображая владельца, спонсора и короля праздника в одном лице. Все это было рассчитано на то, чтобы привлечь внимание прессы. Билл Уильямс и Ф. Гарольд Филд смотрели на представление, стоя бок о бок. Обоих тошнило.

Двадцать минут спустя их тошнота возросла в геометрической прогрессии: лошадь, принадлежащая синдикату, таки выиграла кубок.

Ликование и напыщенная похвальба Денниса Кинсера хлынули на экраны телевизоров. Кинсер заявил, что он — будущий тренер номер один. В глубине души он и сам в это верил. Победа в скачке означала, что по крайней мере половина расходов окупилась и что теперь богатые знаменитости толпами хлынут к нему.

И вот тут-то, когда Кинсер крутился перед объективами бесчисленных телекамер, Ф. Гарольд Филд и подсунул ему бомбочку, созданную Уильямсом.

Восхищенная толпа удалилась смотреть следующую скачку. Успех вообще эфемерен, а на ипподроме — в особенности.

Деннис Кинсер прочел убийственную статью и посмотрел на двух обиженных клиентов, чувствуя, что едва только обрел весь мир, а теперь вот-вот потеряет его. Из-за какой-то несчастной лодки! Это нечестно, в конце концов! Он так старался…

— Сколько вы возьмете за то, чтобы не публиковать эту статью? — с горечью бросил он Биллу Уильямсу.

— Вы что думаете, я шантажист? — удивился Уильямс.

— Хотите лошадь? Берите! — в отчаянии выдохнул Кинсер.

— Лошадь, между прочим, не ваша, и отдать ее вы не можете, — заметил Уильямс.

— А что тогда? Деньги? Только не ресторан! — В голосе Кинсера слышалась нарастающая паника. — Только не это! Вы не можете…

Билл Уильямс понял, что Кинсер испугался по-настоящему, и почувствовал, что отмщен.

— Я приму, — медленно произнес он, — я приму извинения. И вы вернете мне деньги. И еще в вашем баре должна висеть табличка, где будет сказано, что туристов с лодок всегда рады принять, особенно если они заказали столик заранее. То же самое должно быть напечатано в меню.

Деннис Кинсер поморгал, сглотнул, поколебался, стиснул зубы и наконец кивнул. Ему это не нравилось — он терпеть не мог проигрывать, — но компромисс лучше разорения.

Ф. Гарольд Филд отобрал у Кинсера листок бумаги и торжественно порвал его в клочки.

И сказал Биллу Уильямсу:

— Встретимся в понедельник, в моем кабинете в «Трубадуре».

Рассказ «Кошмар» заказала мне газета «Таймс» в апреле 1974 года. «Три тысячи слов, пожалуйста».

Действие рассказа происходит в США. Здесь рассказывается, как украсть ценную племенную кобылу с неродившимся жеребенком.

Пожалуйста, не делайте этого!

После гибели отца Мартин Ретцов на три года забросил свое излюбленное ремесло. Без партнера работать нельзя, а такого опытного партнера, каким был его отец, найти не так-то просто. Мартин Ретцов заглянул в свою чековую книжку, подсчитал сбережения и решил, что надо найти себе какую-нибудь непыльную работенку, которая позволила бы ему разъезжать по стране, выжидая, пока жизнь подбросит подходящую замену.

День езды на поезде позволил Мартину удалиться на значительное расстояние от тех мест, с которыми были связаны столь жуткие воспоминания. Но воспоминания преследовали его, неотвязные, как дурная привычка. Его приняли торговым агентом в фирму «Корма для чистокровных лошадей, Инк.», вначале с месячным испытательным сроком, а потом, когда он проехался по округу, оставляя за собой крупные заказы, и на постоянную работу. Мартин Ретцов спокойно крутил баранку машины, принадлежащей компании, беспечно колесил по своим новым владениям, посещал конефермы и конюшни и убеждал их владельцев, что, даже если комбикорма его фирмы и не лучше прочих, они, во всяком случае, ничем не хуже.

Клиенты фирмы видели перед собой крупного мужчину под сорок, с обветренным, мрачноватым лицом, имевшего обыкновение щурить глаза, так что виднелись только узкие щелочки, обрамленные темными ресницами. Он отнюдь не лучился дружелюбием и искренностью, свойственными обычно торговым агентам, и в голосе его не было ни капли меда. Но владельцы все же пожимали ему руку и доставали ручки и чековые книжки — единственно потому, что Мартин Ретцов на редкость хорошо разбирался в лошадях. Он оценивал любую лошадь с первого взгляда, небрежно раздавал полезные советы и денег за них не брал, хотя они того стоили.

«Пожалуй, эту лошадь стоит перековать», — бросал он мимоходом. Или: «А вы не пробовали делать инъекции витамина В12? Это укрепляет кости». И в следующий раз его уже встречали, точно старого друга.

Мартин Ретцов процветал.

И все же ему было плохо. Он не знал покоя во сне. Заснув, он каждый раз пробуждался от кошмара — в холодном поту, с бешено колотящимся сердцем. Кошмар был один и тот же, с вариациями на тему безвременной насильственной смерти отца Мартина. Иногда Мартин видел во сне лицо. Оно было мертвым, но продолжало говорить, и изо рта хлестала кровь. Иногда он видел колесо — огромное толстое колесо с острыми шипами на шине, вдавливающееся в мягкий беззащитный живот.

Иногда он сам был своим отцом. Он скользил и падал под колеса нагруженного фургона для перевозки лошадей, и жизнь покидала его в мучительном взрыве агонии. Иногда — не так часто — Мартин видел другого человека, который там был, — грубого человека в темной форме. Человек холодно смотрел сверху вниз на его умирающего отца, не испытывая жалости и не произнося ни слова утешения.

Каждое утро Мартин Ретцов устало вставал под душ, растирая затекшее тело и жалея, что нельзя так же просто смыть всю дрянь со своего подсознания. Каждый день, садясь в машину, он стряхивал с себя ночные кошмары и смотрел в будущее. Он видел рождающихся жеребят, смотрел, как они растут, прослеживал их судьбу до аукционов и дальше. Мартин лучше самих тренеров знал родословную, историю, карьеру и судьбу любой из лошадей, которых он снабжал комбикормом.

За три года он завязал множество знакомств, но друзей не завел — последнее было ему несвойственно. Он знал каждую лошадь в округе и сотни тех, которые были проданы в другие штаты. Он считался самым толковым агентом в своей компании. И даже кошмары в последнее время стали мучить его все реже.