Вовлеченные в грех - Шерон Пейдж

— Раньше я прыгала через такие камушки. И однажды упала и оказалась в ужасной ситуации, потому что это случилось перед церковью и я была в своем лучшем платье… — Энн замолчала и напряглась.

Почему? Чего она испугалась? О чем не хочет говорить? Девон переместил руку выше и услышал, как колотится ее сердце.

— Ты говорила, что росла в деревенском доме, была дочерью экономки, потом жила в лондонских трущобах. Но твои манеры, произношение, то, как ты ведешь себя со мной, твое умение управлять — все это подсказывает мне, что твой рассказ звучит неправдоподобно. Ты ведешь себя как леди, а не как прислуга.

— Я… До отъезда в Лондон я работала гувернанткой в семье. Думаю, тогда и научилась управлять. Но ведь это не важно, правда? Все это было так давно.

Как она волнуется.

— А разве после смерти матери ты не могла снова стать гувернанткой, Сэриз?

— Я… Нет, не могла. Когда мы жили в трущобах, моя мать заболела. Я понимала, что должна зарабатывать деньги, но мой выбор был невелик: воровство или проституция. Мать заставила меня поклясться, что я не стану заниматься ни тем ни другим. Однако из-за сильных болей ей требовалась настойка опия. В очень больших количествах. Поэтому я… мне пришлось нарушить ту клятву, чтобы заработать денег.

Это было похоже на правду. Она напоминала ему его самого после сражения: бесстрастная, почти холодная.

— Это тогда ты отправилась работать в бордель?

— Нет. Это произошло после смерти матери, как я уже говорила. Я надеялась стать любовницей джентльмена. Я решила, что это лучший способ выжить, однако вместо этого оказалась в борделе. А вот теперь я стала той, кем намеревалась стать. Мы добрались до лужаек, ваша светлость. Я вижу дом. Вперед, нам пора домой.

Сэриз больше не хотела говорить об этом. Тут не требовалось большого ума, чтобы понять это по ее резкому тону. Девон понимал, почему ей не хочется думать о прошлом, но ему хотелось знать о ней больше. Где была ее семья? Почему она не помогла ей? Но ему не хотелось давить на нее.

— Я… я надеюсь, что хорошо справилась со своей задачей, описывая вам ваши угодья, — тихо сказала Энн.

— О да, мой ангел, — пробормотал Девон и обнял ее за талию. У него заныло сердце, когда он представил все, что ей пришлось вынести. Он наклонялся вперед до тех пор, пока не почувствовал, как щекочут лицо выбившиеся пряди ее волос, и поцеловал ее шею. — Твой рассказ был таким замечательным, таким живым, что я как будто все увидел своими глазами.

— Правда? — У нее был густой, неотразимый голос. — Я рада.

Осталось еще кое-что, что она должна была сделать для него. Герцог полез в карман и вытащил письмо.

— Еще одно послание от матери. Прочти, пожалуйста.

Энн ненавидела себя за то, что вынуждена была лгать ему.

Она взяла письмо и посмотрела в лицо герцогу. Улыбка исчезла с его лица, уголки роскошных губ опустились. Он наверняка сопротивлялся мольбам матери, однако Энн видела, как больно ему было делать это.

— «Мой дорогой Девон, — начала читать Энн. Ее взгляд скользнул по странице вниз. Все письмо герцогини было пронизано тревогой за сына. Боль сочилась из каждого слова. — Я не понимаю, почему ты не отвечаешь на мои письма, почему не приезжаешь домой. Или почему ты, по крайней мере, не выходишь в свет, чтобы твои друзья могли написать мне и заверить, что ты здоров и у тебя все хорошо. Я хочу, я очень хочу, чтобы ты нашел себе невесту. Если бы была жива леди Розалинда, она стала бы тебе замечательной женой. Она бы помогла тебе исцелиться. Но невозможно закрыться от любви только потому, что ты пережил потерю. Это было три года…»

— Довольно, ангел мой, — взял ее за запястье герцог.

Энн остановилась, как он попросил, но ей было больно думать о женщине, беспокоившейся за своего сына. Три года, пока герцог был на войне, герцогиня наверняка беспрестанно нервничала и боялась. Энн точно нервничала бы. Она вспомнила, что чувствовала, когда медленно угасала ее мать. В конце концов она забыла, что такое есть, принимать ванну, менять одежду и заботиться о себе.

— Я могу написать ответ, ваша светлость. Вы скажите мне, что написать, и я напишу и отправлю письмо.

— Я не знаю, что написать ей. Ты обрадуешься, если получишь ответ, где сказано, что я ничего не собираюсь делать из того, о чем она меня просит? Ты думаешь, ей от этого станет легче и спокойнее?

— Думаю, что нет, — признала Энн. — Но возможно, ваша мать права. Я имею в виду ее мысли о женитьбе.

— Ангел мой, мне не нужна любовница, которая твердит одно и то же… — К ее удивлению, герцог замолчал, потом улыбнулся. Нет, это было лишь жалкое подобие улыбки. — Хорошо, любовь моя, ты хотела, чтобы я доверился тебе. Я так и сделаю. Ты помнишь книгу, которую читала мне прошлой ночью?

— «Трактат о разведении лошадей»? — нахмурилась Энн.

— Нет, другую книгу.

— Вы имеете в виду «Разум и чувства»?

— Совершенно верно, мой ангел. Видишь ли, это не моя книга. Она принадлежала леди Розалинде Марчант.

— Это женщина, о которой упоминает в своем письме ваша мать. Вы… были с ней помолвлены?

— Не совсем. Я влюбился в Розалинду, увел ее у лучшего друга и намеревался жениться на ней. Но она умерла от лихорадки раньше, чем я успел сделать ей предложение. Я предал хорошего человека, чтобы быть с ней, потому что не мог без нее жить, и потерял ее.

— Мне жаль.

— Роман «Разум и чувства» был ее любимой книгой. Я видел, как она читала ее, когда мы бывали на пикниках. Когда она заболела и не могла встать с постели, я купил ей этот экземпляр. И ее мать передала его Розалинде, поскольку мне не разрешалось видеть ее, пока она болела. Они не позволили мне войти в ее комнату, даже когда она умирала. Я ворвался туда после ее смерти. Я держал Розалинду за нежную руку и говорил, говорил все, что чувствую, в отчаянной надежде, что она каким-то образом услышит меня. Наверное, верил, что смогу воскресить ее, если она узнает, как сильно я ее люблю. Но я чертовски опоздал. Все это время ее мать пронзительно кричала о неуместности моих слов. Потом ее отец позвал слуг, чтобы они вывели меня из спальни Розалинды.

— Он сделал это? Несмотря на то, что вы…

— Сын герцога?

— …так сильно любили ее?

— Я с пониманием отнесся к этому. Их души раздирала скорбь. Они винили меня… Я стал причиной невероятного скандала, убедив Розалинду разорвать помолвку с моим другом. Она никогда не отличалась крепким здоровьем, и ее родители уверились, что скандал спровоцировал болезнь. Возможно, они были правы. Раньше я безудержно повесничал, но как только увидел Розалинду, другие женщины перестали для меня существовать. Я думал только о своих желаниях. Даже когда она умерла, поступил как обычно, взял то, что я хотел, — тяжело вздохнул Девон. — У нее в руке была книга, и я забрал ее, перед тем как меня выставили из спальни. Я хотел, чтобы последняя вещь, которой она касалась, осталась у меня.