Как мы меняемся (и десять причин, почему это так сложно) - Росс Элленхорн

Вы устроились на работу в компанию своей мечты. Вы прекрасно справляетесь, демонстрируете себя компетентным и ответственным сотрудником. Начальство высоко оценивает работу, ваша уверенность в себе растет. Вы подумываете о карьерном росте в компании и о других рискованных переменах в жизни. Вероятность неудачи и чувства ответственности за нее теперь увеличилась.

Вы предполагали это, устраиваясь на работу. Вы знали, что снова и снова будете спрашивать себя: «Что дальше?» На старте своей карьеры, без доказательств, что справитесь со всеми сложностями в будущем, вы боялись растущего ощущения свободы. Требовалось изрядное мужество, чтобы взойти на палубу корабля под названием «Новая работа». Вы знали, что впереди ждет множество вопросов «Что дальше?».

И это касается не только серьезных начинаний, таких как карьера, но и незначительных изменений. Пример моей подруги Энн подтверждает это.

Просто выучить – и всё!

Недавно мы с Энн пили кофе, и она упомянула, что планирует поехать в Мексику и хотела бы выучить испанский.

– Но я никак не могу сделать первый шаг в этом направлении, – сказала она.

– Как ты думаешь почему?

– Не знаю. Я хочу попытаться и вдруг останавливаю себя.

– Знакомое чувство. Что же тебя останавливает?

– Если бы я знала, то уже заговорила бы по-испански! Это как-то связано с использованием этого навыка. Я не против учить язык, но, если все получится, мне придется говорить по-испански во время поездки, и это меня пугает.

– Понимаю.

– Вот если бы я сейчас училась в колледже и это был обязательный предмет, – сказала Энн, – мне пришлось бы учить язык без необходимости его использовать. Знаю, звучит странно, но я не хочу чувствовать напряжение оттого, что нужно попробовать заговорить на испанском во время поездки. Почему нельзя просто выучить его, и всё?

Есть две причины, по которым Энн не может начать учить язык. Первая, что очевидно, ее борьба со свободой. Она хочет, чтобы кто-нибудь заставил ее учить испанский, потому что мысль о том, что выбор делает она, для нее невыносима. Но есть еще один момент: Энн не хочет учить испанский, потому что боится, что в результате возникнет новая цель и новая возможность провала: придется говорить на этом языке в стране, где он родной.

Дорога перемен предполагает, что впереди все время будут возникать новые задачи, настойчиво проверяя вас на прочность. Этот путь не только полон вероятности, что придется реализовать кучу других проектов, но и пугает своей неопределенностью. Вы не знаете, куда вас приведет дорога, на которую вы шагнули. Эта мысль – что перемены всегда предполагают неизвестность – нашла отражение в третьей причине не меняться.

ТРЕТЬЯ ПРИЧИНА: ОТКАЗ ОТ ПЕРЕМЕН ЗАЩИЩАЕТ ОТ НЕИЗВЕСТНОСТИ

Впуская в свою жизнь перемены, вы сталкиваетесь с неизвестными доселе возможностями. Таким образом, вам приходится сражаться не только с растущим количеством задач, но и с непредсказуемостью мира и множеством непредвиденных возможностей разочароваться.

Когда мы говорим о переменах и неизвестности, есть два основных момента, связанных с риском. Первый – придется оставить безопасный предсказуемый мир и войти в незнакомый. Второй связан с более глобальными экзистенциальными вопросами, касающимися цели и смысла нашей жизни.

НЕГОТОВНОСТЬ К НЕИЗВЕСТНОСТИ

«Приключение» и «рискованное предприятие» имеют схожее значение. На самом деле это некие противоположности, инь и ян преобразований. Приключение предполагает, что вы вынесете что-то, вступая в новый мир. Рискованное предприятие подразумевает возможность потерь. Когда вы решаете измениться, это одновременно и приключение – нечто новое и не совсем предсказуемое в вашей жизни, и риск – вы погружаетесь в неизвестность и можете проиграть. Проблема в том, что вы не знаете, получите ли желаемое, пока не дойдете до конца. Примите это как факт: пока вы не осмелитесь осуществить свой план, вы не узнаете результата.

Некоторое время назад, когда я помогал своему сыну Максу подготовиться к учебе за границей, мне пришлось вспомнить об этом.

Неготовность

– Пап, я не готов к этому, – сказал Макс за два дня до отъезда в Европу.

– Конечно готов, – ответил я. – Ты абсолютно готов.

– Да нет же. Говорю тебе, я не готов.

– Тебе понравится. Все будет хорошо.

– Папа, ты не понимаешь: я не готов.

В течение последующих двух дней, ожидая отъезда и занимаясь сборами, мы периодически возвращались к этому разговору. Макс говорил, что не готов к этому непростому шагу, а я уверял его, что он прекрасно подготовлен и способен получить новый опыт. Мне страстно хотелось, чтобы сын понял, как я и все, кто его любит, верят в него. То, чего я не озвучил – а это факт, выпирающий изо всех щелей, – что я не знаю, готов он или нет. Как я могу быть уверен, что это ему по плечу? Большая часть собранной за последние годы информации свидетельствует о том, что сын способен оставить свою девушку, родителей, собаку и родину ради учебы за границей. Но единственный путь проверить, готов он к приключению или нет, – дождаться, пока он вернется после этого рискованного предприятия.

Мы с сыном сидим у стоек регистрации в аэропорту, в ногах чемодан и рюкзак. Его мама и девушка ушли за кофе. Макс говорит:

– Я правда не готов к этому, папа.

Я не знаю, что ему ответить, поэтому говорю правду:

– Ты не готов.

– Что?

– К такому никто не готов.

– И ты говоришь мне это сейчас?

– Никто, Макс. Ни один из тех ребят, кто сегодня отправляется туда.

– Ты меня пугаешь. Что ты хочешь сказать?

– Полагаю, что это правильно, что ты сейчас ощущаешь именно неготовность.

– Класс! Ты мне абсолютно не помог, пап.

– Я хочу сказать, что, начиная делать что-то новое и сложное, всегда чувствуешь, что не готов. Но тот, кто чувствует себя абсолютно не готовым, не станет рисковать.

Макс немного успокаивается и, похоже, меньше на меня злится. Этим все и заканчивается. Возвращается его девушка и вручает ему кофе, они с женой садятся по обе стороны сына, оттесняя меня на задворки нашего маленького клана, и успокаивают его так, как мне не дано. Мой комментарий – по моему мнению, заслуживающий высшего балла по шкале оценки родителей, – повисает где-то в прохладном воздухе зала вылета. Пока мы молча ждем, я жалею, что не был честен с сыном с самого начала. Все попытки подбодрить бесполезны. И Макс имел полное право чувствовать себя неготовым.

Жалобы сына выражали его неуверенность в том, что ему хватит смелости на это рискованное предприятие, и озабоченность этой мыслью привела к тому, что он упускал из виду, какое приключение его ждет. Убеждая Макса довольно неискренне, что он готов, я считал, что подбадриваю его, словно моя безоговорочная вера в него могла как топливо наполнить бак его уверенности. Но все мои возражения ничего не значили, поскольку сын имел полное право так себя чувствовать. На самом деле они только усилили его тревогу: один из двух самых близких ему людей отнесся к его затруднению беспечно. Макс нуждался не в словах поддержки. Он хотел услышать то, что ему по-настоящему поможет. Если бы я сразу сказал сыну, что «чувство неготовности – это именно то, что ты должен сейчас испытывать», я передал бы ему подлинное сообщение: я верю в то, что он смирится с этой новостью и поймет, что это ощущение неизбежно. Вместо этого я схватил его за руку и – чуть ли не силой – потащил к ближайшему выходу, спасаясь бегством от пугающего чувства неопределенности, которое мы оба испытывали. Все мои увещевания действовали на меня так же мало, как и на Макса.