Сердце ворона - Владимир Торин

– Гиур! – заревел Грышган, но вожак не слышал…

Неожиданно справа от туров загорелась земля, опаляя шкуры ближайших животных и волосы их наездников, заставляя орков правого ряда смешать строй. Воздух наполнился бешеным ревом быков и полными ужаса криками орков. Такая мука звучала в этих безумных звуках, что их собратья оборачивались, с ужасом глядя, как те носятся по полю из стороны в сторону, гонимые дикой болью. Кровавые ожоги покрывали тела всадников, шкуры могучих животных также были искромсаны неугомонным огнем. Треклятые магики!!!

Но это было еще не все, что могли показать здешние колдуны…

Неожиданно для орков королевские мечники стали увеличиваться, на некоторых солдатах потрескалась одежка, они начали походить на диких зверей-перевертней. С громовым кличем: «За короля и Ронстрад!» людишки, уже ничуть не казавшиеся такими жалкими, бросились вперед.

Среди всадников-орков не было ни трусов, ни слабаков, но чем ближе подбегали люди, тем сильнее искажались лица орков страхом; огромные крутобокие быки начали пятиться и безудержно мотать головами – слепой, потусторонний ужас застилал глаза животным, и с ними не могли совладать ни тяжелые цепи, ни плетение ремней поводьев. Огромные металлические шипы-шпоры на тяжелых кованых башмаках орков рвали на куски бока туров, но те не слушались.

Верховный Вождь, глядя на происходящее, понял: определенно там что-то не так. Как и всегда, за этим наверняка стояли магики. Грышган со всей возможной быстротой повернул своего зверя и погнал его к холму, где расположилось большинство шаманов воинства степей; за ним последовало несколько его ближайших соратников, не смевших даже на миг оставлять Верховного Вождя одного. Тем временем на западном краю долины, у трех первых башен, орки, выбиваясь из последних сил, пытались успокоить своих беснующихся животных и направить их на врага…

…В первом ряду людей шагал воин, возвышающийся на целую голову над остальными. Это был Олгерд Одноглазый, грозный сотник второй юго-восточной заставы, хотя вряд ли бы сейчас его узнали родичи и сослуживцы. На кого-кого, а на себя он точно в эти минуты не походил. Капитана распирало от ощущения собственной мощи и неуязвимости. Когда прямо перед ним появилась огромная голова тура, увенчанная обитыми металлом рогами, каждый с его руку длиной, он с легкостью вскинул в замахе гигантский двуручный меч и так же быстро опустил его на закрытую броней морду зверя. Не выдержав чудовищного удара, крепкий клинок переломился пополам. Оглушенный бык ошалело покачнулся, а Олгерд в ярости поспешил воткнуть обломок ему в глаз по самую рукоять. С жалобным ревом огромный бык повалился на передние ноги, и всадник кубарем слетел с его спины. Распаленный схваткой капитан схватил его одной рукой за горло, а кулаком другой, с остатками изломанной латной рукавицы, ударил в лицо. Раз. Другой. Третий. Сталь шлема сперва прогнулась, трескаясь, а затем впилась в толстый череп орка. Наконец зеленокожий затих с развороченным виском, а Олгерд, отшвырнув его в сторону, словно тряпичную куклу, тут же подхватил уже ненужный врагу чудовищный ятаган и вновь бросился в битву. Видимо, слухи, бродившие на заставе о том, что в жилах рыжебородого одноглазого капитана присутствует толика кипящей крови варварских племен севера, оказались правдой…

…На невысоком холме, в некотором отдалении от схватки, происходило таинство. Всю возвышенность затянула пелена серо-стального тумана, перемежающегося черными столбами душного, едкого дыма. Сквозь режущую глаз поволоку можно было разглядеть багровые отсветы костров. Высокая фигура, застывшая подле ярящегося, будто в кузнечном горне, и ревущего багрового пламени, вскинула в воздух руки. Из покрытого ржавчиной котла вырвался кровавый пар и быстрым облаком понесся на крыльях ветра к ратному полю, осев где-то в рядах людей, сея страх, ужас и обреченность. На самой вершине возвышались тотемы трех великих зверей, скалящих свои каменные морды на полночь, закат и восход. Несколько расплывчатых в колдовских тучах и отблесках пламени фигур выплясывали и кружились, словно безумные тени, вырвавшиеся на свободу из самых глубин Темного мира. Весь склон утонул в нестерпимом жаре. Мерзкий липкий пот струился по коже орочьих чародеев, они оседали в изнеможении, но вскоре возобновляли свое бешеное движение. На милю в округе разносился запах горящей человеческой плоти – сотни трупов пригнанных из самого Со-Лейла рабов служили поленьями в жертвенных кострах, предназначенных для духов.

У подножия холма на кострах поменьше булькало около двух десятков котлов, стоявших на основаниях из обугленных людских черепов, куда молодые ученики шаманов время от времени подбрасывали нужные ингредиенты и мешали варево полированными костями белокожих. Над котлами стоял сизый, словно роса на клинке, пар и шипели разноцветные искры, летящие в разные стороны. Бурлящие зелья покрывались пузырями, пузыри лопались, а подоспевшие как раз к завершению приготовления шаманы разливали их в горшки и бутыли. Подчас, когда колдунам не хватало расторопности, пар, вырывавшийся из склянок у них в руках, начинал приобретать форму невиданных монстров: у некоторых фигур в стороны торчало по четыре руки, у других – вместо рук были щупальца, у третьих на шеях не было голов, но зато сотни глаз и оскаленных клыками пастей прорезались по всему телу. Тогда шаманы применяли все свои силы, чтобы затолкать, забить в глиняное или же стеклянное горлышко этих монстров, с остервенением замуровывая их надежными пробками.

У Грышгана не было времени вникать в тайную для него науку познания духов – в это самое время под холмом гибли его собратья. Он высмотрел в толпе шаманов сморщенного старика в шкуре белоснежного волка и, велев спутникам дожидаться внизу, погнал тура по пологому вытоптанному склону, объезжая костры и стараясь не вдыхать исходящий от них дым.

Навстречу Верховному Вождю уже спешил, поддерживаемый двумя помощниками, сам Аррн’урр. Все лицо старика за то время, что они не виделись, истрескалось, как кора столетнего дуба, в его глазах появился кровавый отблеск, а редкая белая бороденка слегка обгорела и покрылась сажей.

– Великий, – прохрипел Грышган, стирая свободной рукой пот с лица, – обрати взор на полуночный закат,[9]там нашим воинам совсем плохо! Проклятые магики морочат им голову, иначе бы сыны степей уже давно стоптали их!

– Да, Грышган, мы сделаем все, что сможем, – устало сказал шаман и поковылял обратно, на вершину холма.

Грышган же направил своего тура к Охотницам. Пока животные Вождя и его спутников перебирали по каменистой земле копытами, он еще раз окинул взглядом поле боя.

У пяти самых восточных бастионов орки уже стояли почти под самыми стенами, и пока шаманы сдерживали людских магиков, орочьи лучники из-под щитов соратников били по стрелкам людишек.

В центре все шло с переменным успехом, но там, в середине войска, шли самые отборные и опытные воины под предводительством Арр’зага, за них Грышган был спокоен.

Хуже всего дело было на левом фланге. Там всадники рубились с озверевшими людьми, которые размерами и яростью превосходили даже степных воинов. А пешие отряды все никак не могли прийти на помощь яростным разрушителям. Путь им преграждала огромная стена огня. Дело усугубляли стрелы со стен бастионов, которые, к слову, хоть и летели все реже, но попадали в цель не менее метко…