Низина - Джумпа Лахири

— И когда у тебя родится ребеночек? — спросила ее однажды студентка, сидевшая в дамской туалетной комнате с сигаретой во рту.

— Через несколько месяцев.

— Ты со мной на одном потоке учишься, правильно?

Гори кивнула.

— Ой, а мне, наверное, надо бросить эту учебу. Античная философия все-таки слишком мудреная для меня наука.

Девушка чувствовала себя абсолютно раскованно в своих длинных сережках-висюльках, прозрачной блузке и юбке, кончавшейся у колен. На ней не было намотано целого рулона тяжелой шелковой ткани, как на Гори, привыкшей носить сари с пятнадцати лет — с тех пор, как по традиции она вылезла из девичьих платьиц. Она носила сари, когда выходила за Удаяна, и продолжала носить их сейчас.

— Мне нравится твой прикид, — сказала девушка, вставая и направляясь к двери.

— Спасибо.

Но, провожая взглядом эту студентку, Гори почувствовала себя не в своей тарелке. Ей вдруг захотелось тоже выглядеть и одеваться, как другие женщины колледжа, тоже стать такой женщиной, чья внешность удивила бы Удаяна.

Наступил апрель. Студенты радостно грелись на солнышке, собирались во дворе перед корпусами. Деревья уже были в цвету. По пятницам во второй половине дня она наблюдала, как студенты стекались в университетский двор с чемоданчиками, рюкзаками и тюками грязного белья. Они садились на огромные серебристые автобусы, увозившие их на выходные в Бостон, в Хартфорд, в Нью-Йорк. Как догадалась Гори, они ехали навестить родителей или повидаться с друзьями-подружками и возвращались только в воскресенье вечером.

Среди них у Гори не было знакомых, но она все равно любила провожать их, смотрела, как водитель пихал их багаж в огромное чрево автобуса, как студенты рассаживались по своим местам и отправлялись в какие-то места, на которые Гори хотелось бы взглянуть хотя бы глазочком.

— Ты едешь? — спросил ее как-то один студент, хотевший помочь ей подняться в автобус.

Она покачала головой и отошла в сторонку.

В университетской медсанчасти ее направили на прием к акушеру-гинекологу в городскую поликлинику. Субхаш отвез ее туда на машине и ждал в приемной, пока седовласый, но моложавый доктор по фамилии Флинн осматривал ее в своем кабинете.

— Как вы себя чувствуете? — спросил ее румяный доктор.

— Прекрасно.

— По ночам спите?

— Да.

— Едите за двоих? И целый день чувствуете, как он брыкается внутри?

Она кивнула.

— Ну, это еще только начало. Потом они доставляют гораздо больше хлопот, — сказал он с улыбкой и велел ей прийти еще раз через месяц.

— Что он сказал? — спросил Субхаш, когда она вышла от врача и они были снова в машине.

Она передала ему, что сказал доктор Флинн. Что ребенок уже вырос до фута длиной и весит около двух фунтов. Что у него уже двигаются ручки и глазки реагируют на свет. Что органы его — мозг, сердце, легкие — будут продолжать развиваться, готовясь к жизни вне ее живота.

Субхаш подрулил к супермаркету, сказал, что им нужно кое-что купить домой. Он позвал ее с собой в магазин, но она предпочла ждать в машине. Он оставил в машине ключ зажигания, чтобы она могла слушать радио. Коротая время, она заглянула в бардачок. Из любопытства. Хотела посмотреть, что там лежит.

Там она нашла карту Новой Англии, фонарик, стеклоочиститель, руководство по эксплуатации автомобиля. А потом заметила еще один предмет. Это была женская резиночка для волос. Красненькая с золотистыми блестками. Это была не ее резиночка.

Так она поняла, что у Субхаша была до нее какая-то другая женщина. Американка. Женщина, когда-то сидевшая на этом сиденье вместо нее.

Может быть, у них с Субхашем ничего не получилось. А может быть, он продолжал встречаться с этой женщиной и получал от нее то, чего не давала ему Гори.

Она оставила резинку для волос там, где ее нашла. У нее не возникло желания расспросить про нее Субхаша.

Ей даже как-то полегчало на душе, когда узнала, что она не первая женщина в его жизни. Что она тоже стала кому-то заменой. Ее снедало любопытство, но не ревность. Напротив, она даже была благодарна Субхашу за то, что он скрывал от нее эти вещи.

Она лишь еще больше убедилась в том, что сделала правильный шаг, выйдя за него. Это было как высокая оценка после трудного экзамена. Это оправдывало ту дистанцию, которую она продолжала соблюдать в отношениях со своим мужем. И теперь она знала, что, может быть, ей вовсе и не обязательно заставлять себя влюбляться в него.

Однажды в выходные он отвез ее на море — хотел показать, почему ему так полюбились эти места. Сероватый песок, мельче сахара. Когда она нагнулась и зачерпнула горстку, он мгновенно ускользнул у нее между пальцев. Утек, как вода. Трава клочьями росла на дюнах. Серо-белые птицы важно расхаживали по берегу, как степенные старики, или качались на волнах.

Волны были низкие, с красным отливом. Вслед за Субхашем Гори тоже сняла туфли и пошла босиком по камешкам и водорослям. Субхаш объяснил, что начинается прилив, и, указав на торчащие из воды камни, сказал, что не пройдет и часа, как они уйдут под воду.

— Давай пройдемся немного, — предложил он.

Но она смогла пройти только несколько шагов навстречу ветру — сразу устала и замерзла.

На берегу там и сям играли детишки, возились в холодной еще воде у самого берега, рыли траншеи и строили песочные замки, украшая их камешками. Гори наблюдала за ними, спрашивала себя: а будет ли ее ребенок играть вот так же?

— Ты имя еще не придумала? — спросил Субхаш, словно прочтя ее мысли.

Она покачала головой.

— А Бела тебе нравится?

Ее удивило не столько само имя, сколько сам факт, что он его предложил. Но сама-то она действительно еще не думала об имени для ребенка.

— Можно, — ответила она.

— А вот для мальчика у меня как-то ничего не придумывается.

— Я не думаю, что это будет мальчик.

— Почему?

— Не знаю. Просто мне так кажется, и все.

— Гори, ну а тебе вообще это помогло?

— Что?

— Приезд сюда. Вообще жизнь здесь.

Она ответила не сразу.

— Да, помогло. Хорошо, что уехала оттуда. — И, помолчав, она прибавила: — Твоему брату надо было быть сейчас здесь. Он должен был сейчас думать об этом ребенке, хотел он того или нет.

— Гори, ну я же тебе обещал, что этот ребенок будет моим.

Она не знала, как выразить ему свою благодарность за то, что он сделал для нее. Не знала, как передать ему, что он оказался лучшим человеком, чем Удаян, вместо которого он взял ее под свою защиту.

Оглянувшись, она смотрела на следы, оставленные ими на мокром песке. В отличие от следов Удаяна, навсегда застывших на цементном дворе в Толлиганге, их следы исчезали на глазах, смываемые морским прибоем.