Стеклянные дома - Луиз Пенни

– Не сняв с трупа маску, чтобы узнать, кто это?

– Да.

– Ее не одолевало любопытство?

– Сомневаюсь, что любопытство руководило ею в тот момент.

– И вы попросили ее не смывать кровь с рук и обуви.

– Чтобы мы могли взять образцы и понять, какие следы оставила она, а какие – кто-то другой.

– Великолепно, – сказал прокурор. – Ваша жена в таком ужасном положении, но вы все же ставите работу на первое место. Не только мадам Гамаш вызывает удивление, но и вы тоже.

Гамаш ничего не сказал, однако краска бросилась ему в лицо.

Прокурор и Гамаш пристально смотрели друг на друга. Их взаимная ненависть была совершенно очевидна.

– Я, конечно, вызову позже мадам Гамаш в качестве свидетеля, но вы абсолютно уверены, что она больше ни к чему не прикасалась? И помните, вы под присягой.

– Я это помню, – огрызнулся Гамаш, потом осадил себя. – Merci. И да, я уверен.

Адвокаты у скамьи подсудимых недоуменно переглянулись. Похоже, месье Залмановиц делал за них их работу. Уничтожал если не доверие к своему главному свидетелю, то уж точно его репутацию.

– А пока, – сказал прокурор, – может быть, вы расскажете нам, что обнаружили, приехав на место.

* * *

Они миновали полицейскую машину, припаркованную возле церкви, и увидели агента полиции у подножия лестницы, ведущей к двери.

Проезжая мимо бистро, Жан Ги заметил его хозяев, прилипших к окну.

Не успел Бовуар остановить машину, как Гамаш торопливо зашагал, то и дело срываясь на бег, по дорожке к двери своего дома, где тоже дежурил полицейский.

День, который начинался как туманный, но внушающий надежду, снова помрачнел. Тучи перекрыли робкое солнце. Сырость скатывалась с холма и захватывала деревню.

Рейн-Мари находилась в кухне вместе с Кларой и Мирной. Печка источала тепло. Перед женщинами стояли кружки с чаем.

– Извини, mon coeur,[28] – сказал Арман, когда Рейн-Мари встала и пошла к нему, и отступил на шаг, подняв обе руки, словно защищаясь. – Я не могу…

Она остановилась с руками, поднятыми для объятия. Потом медленно их опустила.

Клара, стоявшая у нее за спиной, подумала, что никогда еще не видела такой боли в глазах мужчины.

Жан Ги, протиснувшись мимо Гамаша в пространство между мужем и женой, быстро взял образцы и сделал фотографии.

Никто не произнес ни слова, пока он не закончил и не отошел в сторону.

Тогда Арман шагнул к жене, обнял ее и крепко прижал к себе:

– Ты в порядке?

– Скоро буду, – ответила она.

– Полиция приехала с полчаса назад, – сообщила Клара. – До этого времени Мирна стояла на крыльце и следила, чтобы никто не подошел к церкви.

– Хорошо, – сказал Жан Ги. – А кто-нибудь пытался?

– Нет, – ответила Мирна.

Арман увел Рейн-Мари в туалетную комнату, и общими усилиями они смыли кровь с ее рук. Своими большими пальцами он мягко оттер успевшую засохнуть кровь.

Когда они закончили, Арман отвел ее наверх в спальню.

Пока Рейн-Мари раздевалась, он включил душ и отрегулировал, чтобы вода не была слишком горячей.

– Я скоро вернусь, ты и соскучиться не успеешь.

– Ты уходишь? О, прости, ну конечно. Ты должен идти.

Он обнял ее, потом отступил на шаг, взял ее руки и осмотрел. На обручальном кольце осталась капелька засохшей крови. Не увидеть в этом символику было трудно.

Вот что привнес он в их брак, в их совместную жизнь. Кровь. Она текла как река, которая иногда выходит из берегов. Пятная их. Оставляя на них след.

Как бы сложилась их жизнь, если бы он продолжил совершенствоваться в области юриспруденции и не пошел бы в Квебекскую полицию? Если бы остался в Кембридже? Возможно, стал бы профессором.

И тогда он уж точно не стоял бы сейчас здесь, пытаясь соскрести последнее пятнышко засохшей крови с руки жены.

– Прости, – тихо сказал он.

– Ты ни в чем не виноват, Арман. Ты здесь, чтобы помочь.

Он поцеловал ее и кивнул в сторону душа:

– Иди.

Рейн-Мари кивнула в сторону двери:

– Иди. Ой, тебе понадобится это.

Она вытащила из кармана свитера ключи от церкви. На ключах тоже была кровь.

Арман схватил салфетку и с ее помощью забрал у жены ключ.

Внизу Бовуар разговаривал с Кларой и Мирной.

– Кто еще знает?

– Рейн-Мари сказала нам, естественно. Про кобрадора, – ответила Клара. – А больше никому. Ясное дело, все понимают, что что-то случилось, в особенности после приезда полиции. Но что именно, никто не знает, а полицейские ничего не говорят.

– Потому что им ничего не известно, – ответил Бовуар.

Он знал, как важно сохранять информацию в тайне. Иногда даже от близких людей.

– Все собрались в бистро, – сказала Мирна. – Ждут новостей. Ждут вас. Некоторые приходили сюда, но полицейский их не пустил.

– Кто приходил?

– Габри, разумеется, – ответила Клара. – А если честно, почти все приходили.

Спустившись к ним, Гамаш спросил, побудут ли они с Рейн-Мари до его возвращения.

– Конечно, – сказала Клара.

Гамаш и Бовуар вышли из дома и ненадолго задержались, чтобы переговорить с агентом, дежурившим у двери:

– Пожалуйста, оставайтесь здесь.

– Oui, patron.

Именно этот агент приезжал в Три Сосны предыдущим вечером.

– Что вы сделали с месье Маршаном, которого задержали вчера вечером?

– Как вы и приказали, оставили его на ночь. К утру он успокоился. Потом отвезли его домой.

– Когда?

– В десять. Он отказался говорить, откуда у него таблетки в пакетике. Что там было?

Гамаш вспомнил о присланном по электронной почте отчете из лаборатории, который он читал, когда позвонила Рейн-Мари.

– Фентанил.

– Фф… – Полицейский в изумлении замолчал.

Старший суперинтендант Гамаш утвердительно кивнул и пошел дальше по дорожке, увидев Габри, который направлялся к ним от бистро широкими шагами. Хотя и не бежал. Габри бегать не умел. Он сразу становился неуклюжим.

Все еще с кухонным полотенцем в руке, он успел перехватить Гамаша и Бовуара:

– Что случилось? Копы нам ничего не говорят.

Он смерил укоризненным взглядом полицейского у двери, который сделал вид, будто не слышит.