Жених эконом-класса - Арина Ларина

– Катюша, – Игорь осторожно дотронулся до ее плеча. – Ты сказала, что от площади покажешь, куда ехать.

– Так мы уже приехали, – бодро соврала она и проникновенно добавила: – Спасибо тебе огромное, ты меня очень выручил! Просто очень. Ты настоящий друг.

Что может оскорбить рассчитывающего на взаимность мужчину сильнее, чем классификация «друг», науке неизвестно. Поэтому Чудиков, понимавший, что рассчитывать на благодарный поцелуй он вряд ли сможет, но надеявшийся хоть на что-то, задохнулся от неожиданности и покраснел, когда Катя не глядя выскочила из машины и скрылась в ближайшей подворотне.

Он бежала, чувствуя, как пылают щеки от стыда. Надо же, и все из-за того, что Саша не смог оказаться рядом в трудную минуту. Вот его бы она с удовольствием поблагодарила. Как печально, когда твой рыцарь оказывается вовсе не таким героическим, как хотелось бы. Собственно, ей не так много и хотелось, а обломилось еще меньше.

– Настоящего мужчину отличает не широта плеч, а широта души, – любила говорить Кротова, тем не менее самой ей нравились широкоплечие, со временем демонстрировавшие удручающее несоответствие формы и внутреннего содержания.

Катя упорно пыталась притянуть факты за уши, надеясь, что ее Александр все же не так плох, как иногда кажется. Довод «бывают и хуже» казался Кате достойным оправданием всех тех моментов, которые ей в Саше категорически не нравились. Замаячивший на горизонте Крягин внес некоторую сумятицу в стройные ряды мыслей. Теперь, в противовес варианту «бывают и хуже», появилась догадка, что «бывают и лучше». Хотя та же самая Кротова обычно скептически предполагала, что всегда кажется, будто чужой мужик лучше, а когда он становится «своим», то из него, как пух из старой перины, начинают вылезать всяческие недостатки, ранее скрытые от глаз широкой общественности. Некоторые психологи считают, что если бы партнеры делились наболевшим друг с другом, а не с ближайшим окружением, отдельные представители которого с жаром дают советы и берутся за устройство чужого счастья, то пары распадались бы реже. Зачастую им просто не приходит в голову, что привычка по два часа лежать в ванне, краситься в машине или запихивать грязные носки под кровать может стать причиной трещины, которая в результате станет причиной потопления семейной лодки.

Но на сей раз высказать Саше свое недовольство шансов не было. Он хлопотал около нее в коридоре, как только что снесшаяся курица, одновременно пытаясь вытряхнуть любимую из куртки и с болью в голосе выспрашивая, как она без него обошлась.

– Я так переживал, звонил, ты не отвечала. Я чуть с ума не сошел! – Саша трагически сморщился, иллюстрируя степень страданий. – Почему ты не отвечала на звонки?

– Наверное, трубка села, – предположила моментально утешившаяся Катя. – А ты волновался?

– Ха, волновался?! Да я чуть не поседел! Думал – все. Что-то случилось! Нельзя же так безответственно относиться к близким тебе людям!

«Безответственная» Катя понеслась делать ужин и заглаживать свою вину.

Вечером она вспомнила, что надо зарядить трубку, и с удивлением обнаружила, что заряд еще есть.

– Ты ж у метро была? – не смутился Саша.

– Да.

– А там часто глючит. У меня сто раз так было: то есть прием, то нет.

Спать Катя ложилась почти счастливой.

Лиза проворочалась всю ночь. Тянущая пустота в груди не давала заснуть, сухие глаза бездумно следили за перемещением полос света по потолку. Снова одиночество. Но теперь оно было почти осязаемым. Казалось, что оно словно пузырь обволокло Елизавету, не давая воздуху проникать в пульсирующую сферу, наполненную угрюмым отчаянием. Вместо рыданий в горле вибрировала легкая тошнота.

«А вдруг залетела? – равнодушно подумала Лиза. – Вот смеху-то будет».

Толик не стирался с плоскости ее судьбы так же легко, как ошибки со школьной доски. Собственно, все предыдущие потери были такими же болезненными, только вот годы прибавлялись, усугубляя боль смутными опасениями, что времени остается все меньше. Она боялась в один прекрасный момент понять, что до финиша сможет только доползти, без шансов на победу.

В шесть утра Лиза выключила будильник, с удивлением поняв, что ночь прошла, а она, хотя и не спала, не чувствует никакой усталости. Прошаркав тапочками до ванной, она с отвращением посмотрела в зеркало: блеклое лицо, почти сливающиеся с общей бледностью бесцветные губы, крупный нос, небольшие, близко посаженные глаза, тусклые волосы.

– М-дя, – протянула Елизавета. – Прынцесса.

– Какая же ты у меня красавица вымахала, – поддакнула сзади мама.

– Ой, и не говори, мамуль. Страх, какая красивая.

– Вот именно. И своими достоинствами надо суметь правильно распорядиться, – гнула свою линию не уловившая ехидства в Лизином голосе Яна Игнатьевна.

– Жаль, мужики моих достоинств не видят, – намекнула Лиза, привстав на цыпочки и пытаясь разглядеть все остальное.

– Ну ты, может, тоже не всегда их достоинства видишь.

– Куда уж. Оно у них спрятано – не подобраться. А подберешься – вместо ожидаемого какой-нибудь урюк сушеный висит.

– Фу, Лиза, как тебе не стыдно. Кстати, мужчинам точно так же трудно найти свое счастье.

– Да что ты говоришь! Поварихи и поломойки на Руси перевелись?

– Вот Витя, сын Аллы, помнишь?

– Не помню. И что у нас с Витей?

– Развелся! – вздохнула мама.

– Вот ужас-то. – Лиза подозрительно посмотрела на нее. Судя по тому, как мама стушевалась, разговор про разведенного Витю был заведен неспроста. – Мамуль, может, это не он развелся, а с ним развелись. Может, у него имеются дефекты, несовместимые с семейными ценностями.

– Нет, Алла сказала, что он на развод подал. У него жена такая дрянь редкостная была.

– А, ну если Алла сказала, тогда конечно, – хохотнула Елизавета. – Кстати, про бывших жен всегда гадости говорят. Если бы не было, что сказать, то с ними бы и не разводились.

– Я их в гости пригласила, – Яна Игнатьевна испуганно заморгала и прикусила губу.

– Докатились. Мужиков на дом за рога притаскивают.

– Нет у него никаких рогов, – обиделась мама. – Они характерами не сошлись, а так-то он мужчина видный.

– Разумеется, со мной сойтись характером – не фиг делать!

– А ты свой норов не показывай, все и образуется, – предложила мама.

– Образуются, мамуся, комсомольские ячейки и болячки, а счастье либо дается, либо нет, – Лиза удовлетворенно шлепнула себя по бедрам. – Ладно, веди на случку. Я теперь холостая и тоже – видная!

– Лиза, на всякий случай имей в виду, что у них довольно интеллигентная семья, так что постарайся без пошлых шуточек.

– Ишь ты, интеллигентная! Ну дак надо разбавить их голубую кровь нашей, пролетарской. Все, шучу, – притормозила она, заметив мамин испуганный взгляд. – Я ж приличная женщина, учительница, в конце концов. Все будет тип-топ. Когда вязка-то?