Будь водой, друг мой. Учение Брюса Ли - Шеннон Ли

Когда мечта начинает трещать по всем швам либо ее формулировка перестает работать, возможно, вы подошли к кризисным временам. Вероятно, это означает, что вам нужно заново вернуться к самому себе, к своей мечте, к своей ясности. Может быть, приближается момент переоценки и создания другой, новой мечты. Момент, когда нужно будет снова опустошить свою чашку, очистить мысли и эмоции, освободить место для чего-то нового, чего-то, что прежде не принималось во внимание. И если ясность, видение и способность мечтать все еще действуют в вашей душе, пусть и перед лицом тяжелых затруднений, тогда наступает время собрать осколки мечты и сложить из них новую мозаику. Возможно, ваше видение остается прежним, но содержание работы может быть изменено. Вероятно также, что ваша проницательность обострилась и суть работы видна даже четче. Конфигурация не имеет значения…

В любой момент нам есть чему поучиться, стоит лишь заострить внимание – это особенно важно в трудные времена. Наши препятствия входят в число наших лучших учителей. Они ясно покажут, как выжать максимум из своих слабых и сильных сторон. Они распахнут перед нами новые сферы знаний, помогут овладеть новыми навыками, если мы только позволим им это сделать.

Иногда жизненное путешествие предлагает нам настолько крутой поворот, что мы такого и представить себе не могли, особенно когда мы уже достигли некоторого уровня благополучия. Мой отец справился со своим препятствием, он остался на своем пути. Осколок скалы упал в его ручей, русло немного изменилось, но вода продолжала бежать. Но порой жизненные перемены носят настолько катастрофический характер, что разум пасует перед ними. Преграда – это одно. Да, это проблема, возможно, даже большая проблема. Но что, если жизнь вообще теряет всякий смысл? Что тогда?

Препятствие может быть настолько огромно, что даже не поддается осмыслению. Это уже не проблема, это экзистенциальный кризис. Ваша жизнь меняется так круто и неожиданно, что вы оказываетесь в полном замешательстве. Вы как будто оказываетесь посреди бушующего океанского шторма, и на многие мили вокруг нет абсолютно ничего, кроме гигантских, захлестывающих волн. На вас надвигается цунами, о котором никто никогда не предупреждал.

Хаос

31 марта 1993 года, когда я мирно спала в своей постели в Новом Орлеане, посреди ночи раздался мамин звонок. Мама сказала, что на съемках фильма с моим братом произошел несчастный случай и Брендон травмирован. Мне надо быть в Атланте, а уже оттуда мы вылетим к нему в Уилмингтон, Северная Каролина. Она уже купила мне билет, никаких деталей инцидента мы тогда еще не знали.

Я упаковалась, еще не представляя, куда направляюсь, и была в аэропорту еще до рассвета. Когда мы встретились, уже подоспели новости. Что-то насчет повреждения аорты. Доктора работают над ним. Это звучало не больно-то хорошо, но тогда никто еще не знал, насколько все серьезно на самом деле.

На последней пересадке, в самолете, который летел до Уилмингтона, в последнюю минуту нас с мамой рассадили из-за билетов. Я сидела в своем кресле, охваченная средней тяжести тревогой и паникой. Я летела на высоте в тысячи футов – и внезапно почувствовала, как меня пронзил неописуемый разряд, как будто луч энергии прожег самолет, пройдя сквозь мое тело. Мощнейшее переживание, ошеломительное. Я разрыдалась, так как в тот же миг поняла: мой брат умер. Я ощутила, как его дух покинул свое тело, пройдя через мое собственное. Других вариантов нет. Я не смогу передать это ощущение, могу сказать только, что оно было совершенно ясным. Спустя минуту я уже старалась сдержать слезы, пытаясь убедить себя, это все выдумки. Да с чего я взяла? Я попыталась взглянуть на все рационально и списать все на неадекватность, вызванную стрессом.

В Уилмингтоне нас встретила невеста брата. Мама бросилась к ней, они обнялись. Невеста что-то сказала моей матери, не раскрывая объятий, а потом я увидела, как мама потеряла сознание и стала оседать, ее колени подогнулись. Я была права. Мой брат умер.

С этого момента я больше ничего уже не чувствовала. Рыдала, заледенев внутри от шока. Мы сели в такси и поехали в больницу, чтобы увидеть его тело. Это был ужасный опыт – брат не был похож сам на себя после стольких часов операций и переливаний крови. Затем наступил хаос. Спуск в дикие джунгли жизни. Без карты, без малейшего понимания ландшафта.

Вы, должно быть, подумали, что я уже проходила через похожую трагедию, когда умер отец. Это действительно так. Проходила. Но тогда мне было всего четыре года, и все, что я помню, – несколько смутных образов – беспорядок и смятение, скорбящий Гонконг, тысячи людей на улицах, пришедших на его похороны. Горе мамы и брата. Мой уход в себя. Но на этом все. Я тогда и слова такого не знала, «горе». И не помню, грустила ли. Возможно, неосознанно и милосердно я отсекла от себя эти воспоминания.

И вот теперь, двадцать лет спустя, горе набросилось на меня, как бешеный зверь. Мы пробыли в Северной Каролине несколько дней (даже не могу сказать сколько – два или четыре) и вылетели в Сиэтл, чтобы похоронить брата рядом с отцом. Оттуда в Лос-Анджелес, на поминки. На какой-то из этих дней пришелся мой день рождения. Я могла ходить и была на всех мероприятиях, но все происходило как в каком-то странном сне, с размытым изображением и приглушенными звуками. Я не чувствовала ничего, кроме затопляющей меня тоски и боли.

Наконец я вернулась в Новый Орлеан, к своей прежней жизни, но уже без брата – его больше не было на этом свете. И что же теперь? Мироздание утратило всякий смысл. Смысла вообще больше не было – нигде, ни в чем. Я беспомощно стояла посреди бушующего шторма – сбоку надвигалось цунами, с высоты неслось торнадо, а под моими ногами начиналось землетрясение.

Мне все еще удавалось переходить из одного дня в другой, но теперь я уже не знала, как жить дальше. Ведь я уже планировала переехать в ЛА в конце лета, чтобы жить рядом с братом и попытаться начать актерскую карьеру. Мы с ним это обсуждали незадолго до начала съемок «Ворона», где он и погиб.