Революция крови - Артем Бук

– Мы ведь сейчас о Восстании Четырнадцати, правда? – уточнил я. – Это фидатских рук дело? Почему тогда четырнадцати, а не двадцати четырех?

– А не было на момент его начала уже никаких двадцати четырех. Шесть кланов целиком погибли в ходе мировых войн. Еще четыре перестали выходить на связь, и нам не удалось точно узнать, что с ними случилось. Не иначе очередное поколение предпочло забыть о своем наследии – так ведь проще. – Барон горестно покачал головой. – Зато теперь, юноша, вы понимаете, почему стали известны не все участники. Историки искали связи между членами комитета в их настоящем, а не организацию, тайно существовавшую тысячелетия. Наше восстание и бунт варамайи, затеянный друзьями из Красной ложи, уничтожили верхушку зеленых. Красные спелись с протектором и с тех пор правят планетой. Когда шайны объявились и помогли покончить с Темным веком, они признали статус-кво и обещали не вмешиваться.

– Ничего они не признавали и не обещали, – пробормотал Маркус. – Просто теперь, когда хотят сделать какую-нибудь гадость, бегут к протектору или к нам. Что не исключает того, что они делают массу пакостей за нашими спинами. Возможно, это мы и наблюдаем сейчас. Кто бы ни был наш противник – зеленые или ваши гипотетические оранжевые, очень удивлюсь, если к их становлению не приобщились шайны. И к бунту варамайи мы не причастны. Вроде и вам говорили, и вашим предшественникам.

– Ну, коли так, дело совсем плохо, – хладнокровно резюмировал барон. – Поскольку если столь масштабное восстание не ваших и не наших рук дело, значит, за ним стояла третья сила. И она куда старше Реформации или Восстания Четырнадцати. И если мы все не замечали ее как минимум три сотни лет, ваш оптимизм по поводу противостояния с ней ни на чем не основан.

– Давайте перейдем к персоналиям. – Время близилось к полудню, а я еще не утратил надежду покинуть остров ближайшей ночью. – Чем так ценна моя персона и каково ее место в этой шараде? И раз уж она стоит того, чтобы истребить целую банду, может ли эта персона узнать, есть ли шанс вызвать эвакуацию из этого райского места?

– Все уже сделано, – встрепенулся Маркус. – Цезарь любезно предоставил мне канал связи. Нас будут ждать ровно в полночь на пляже к западу. Транспорт нам предоставят.

– Всегда пожалуйста. – Барон жестом пресек готовые сорваться с моих уст слова благодарности. – А теперь поговорим без свидетелей. Замри. Усни. Ослепни. Оглохни. Дыши.

К счастью, рот шерифа в этот момент не был занят ни сигарой, ни выпивкой. Его тело мгновенно напряглось в неловкой позе, левая рука продолжала судорожно сжимать стакан с бренди, а в правой, немного не донесенной до пепельницы, тлела торпеда из местного табака. Глаза Маркуса смотрели в одну точку, из признаков жизни оставалось только чуть слышное дыхание. Легко перегнувшись через стол, Цезарь выдернул сигару из пальцев бедняги и затушил.

– Потом докурит, – пояснил он. – Неплохой фокус, правда? Ты тоже так можешь, хотя вряд ли знаешь об этом. Если не сработает – перед тобой или другой фидат, или вовсе не человек. Но лучше не злоупотреблять. Наше главное оружие – скрытность. Это первый раз, когда мы применили Голос в отношении члена ложи. Ну, пусть разболтает своим – пуще бояться будут. А вот о том, что мы сейчас обсудим, ему знать вовсе не нужно.

– Он так долго будет сидеть? – Я неловко заерзал на стуле, как будто неудобная поза Маркуса причиняла беспокойство и мне.

– Обычное время – от двух с половиной до трех часов. Это же не точная наука, – захихикал барон. – Но я много практиковался на своих, да. Он ничего не видит и не слышит. Если повезет, то, когда очухается, подумает, что задремал. Наверное, ему даже будет неловко. В принципе можно попробовать дать команду забыть. Но это уже настоящее искусство, увы, почти утраченное. Если ошибешься – можно стереть чего лишнего или пуще того – сделать человека идиотом. Но мы ведь не хотим такой судьбы старине Маркусу. Он в принципе вполне приличный малый для красного. У него просто с жизненными приоритетами проблема, да и видит не дальше своего носа.

– Собираетесь поведать мне о происхождении от одного из двадцати четырех кланов? – осведомился я. – Надеюсь, я каких-то аристократических кровей. Всегда мечтал оказаться принцем.

– Зря надеетесь. – Жизнерадостность старика уже начинала меня бесить. – Впрочем… Но давайте все же начнем с основ, как вы любите. И откуда в нашем роду такой зануда. Фидатский ген передается от любого из родителей к любому отпрыску, хоть по женской, хоть по мужской линии. Обычно все же рождаются мальчики – сложно сказать, с чем это связано. Скорее всего, механизм, гарантирующий воспроизводство. Но наличие гена само по себе недостаточно. Вам, юноша, это прекрасно известно, не так ли? Вы ведь у нас не с рождения такой крутой?

– Полагаю, вы знаете, что и как произошло, – холодно сказал я.

– Знаю, – на сей раз печально откликнулся барон. – В общих чертах. Она попросила меня сделать запись. Удивительно, но раньше никому в голову не приходило, что Голос может подействовать вне личного контакта. Но гляди ж – подействовал.

Мои пальцы непроизвольно сжали подлокотники кресла. Я снова был там же, где и три месяца назад, – в своей квартирке в Опенгейте. Полчаса назад закончилась двенадцатичасовая смена, и мне безумно хотелось спать. Виртуальный дом активировался, когда я переступил порог.

– Вам зашифрованное личное сообщение, – пропел мелодичный приятный голос. – Поступило два часа назад. Отправитель – Даниэль Свенсон.

Меня не удивило, что Даниэль предпочла оставить сообщение для дома, не воспользовавшись служебным каналом. С учетом нашей последней беседы информация могла быть вовсе не для посторонних ушей. Я дал команду воспроизвести запись, параллельно выбираясь из форменного комбинезона и соображая, какой сорт питательного желе предпочел бы получить на ужин.

– Здравствуй, Эрик. – К моему удивлению, это оказалась не короткая аудиопросьба перезвонить. На экране Даниэль сидела у себя на кухне в элегантном черном платье, но было не похоже, что она куда-то собирается. В ушах сережки с бриллиантами – вряд ли она часто их надевала, хотя подарок на ее двадцатипятилетие обошелся мне в двухмесячное жалованье. Я замер в дурном предчувствии. Оно меня не обмануло.

– Ты всегда был хорошим другом. – Даниэль едва заметно улыбнулась, видимо вспомнив сцену в ресторане. – И я знаю, что ты хотел большего. Я… я много думала об этом все эти годы. Есть причины, по которым нам стоило быть вместе, веские причины. Но ты же знаешь меня – я не умею долго притворяться. Мне жаль, что я не чувствовала того же, что ты. Тогда сейчас я была бы жива. Ты защитил бы меня. Но если ты смотришь эту запись – значит, меня больше нет.

– Ты должен дослушать до конца, прежде чем что-то предпримешь. – Ее голос звучал настойчиво, даже повелительно, и моя рука замерла на полпути к интеркому для вызова Центральной. – Если они начали действовать – ты тоже в опасности. Ты помнишь, о чем мы говорили. Ты знаешь, что тебе нужно найти. Ты спрашивал, как тебе справиться с этим, – ты поймешь, когда закончится запись. Прости меня за все эти годы. Я казалась себе очень хитрой. Я думала, что приручаю медведя, но на медведей охотятся, и быть их друзьями – не всегда безопасно. Я знала тебя как хорошего человека, который всегда стремится поступать правильно. Это в твоей природе. Но я также знаю, что, выйдя на свой путь, ты направишься туда, куда поведут гнев и ярость. Они бушуют в тебе под личиной спокойствия и здравого смысла, и, получив предлог для действия, ты не остановишься, пока пожар не угаснет. Я не стану говорить тебе, что делать, а что нет. Я знаю, ты станешь искать причастных, и не завидую их судьбе. Они также будут охотиться на тебя, и никто не сможет предсказать исход этой схватки. Но ты должен помнить о том, что твоя природа – не просто разрушать. Что твои способности могут изменить мир. Прощай, друг. Наше знакомство не было случайным. Надеюсь, ты сможешь простить меня за это. И за то, что играла с тобой, но так и не стала твоей.