Грешница - Тесс Герритсен

— Это мальчик, — сказала Риццоли, и ее голос внезапно дрогнул.

Маура подняла глаза и увидела, что Риццоли еще больше побледнела и даже привалилась к столу, словно пытаясь удержаться на ногах.

— Может, вам нужно выйти?

Риццоли сглотнула.

— Нет, просто…

— Что?

— Ничего. Я в порядке.

— Я знаю, это тяжело вынести. С детьми всегда тяжело. Если хотите присесть…

— Нет. Я же сказала, все хорошо.

Но самое худшее ждало их впереди.

Маура оголила тельце, бережно вытаскивая из наволочки сначала одну ручку, потом другую, чтобы не задеть их мокрой тканью. Руки были правильно сформированными, крошечные пальчики, казалось, готовы тянуться к маминому лицу, хватать материнские локоны. Руки, так же как и лицо, делают человека узнаваемым, и смотреть на них сейчас было особенно больно.

Маура просунула ладонь в наволочку, чтобы придержать голову младенца.

И в тот же миг поняла: что-то не так.

Ее рука обхватила череп, который не был похож на нормальный, человеческий. Она замерла, чувствуя, как пересыхает горло. С ужасом она сорвала наволочку, и все увидели голову младенца.

Риццоли судорожно вздохнула и отскочила от стола.

— Боже, — произнес Фрост. — Что, черт возьми, с ним сделали?

Онемев от потрясения, Маура могла только с ужасом смотреть на череп, в котором зияла огромная дыра, откуда выпирал мозг. И на лицо, сморщенное, словно резиновая маска.

Металлический лоток вдруг с грохотом рухнул со стола.

Маура подняла взгляд как раз в тот момент, когда Джейн Риццоли, белая как смерть, медленно осела на пол.

— Я не хочу в больницу.

Маура стерла остатки крови и нахмурилась, глядя на рассеченный лоб Риццоли.

— Я не пластический хирург. Я могу зашить эту рану, но не гарантирую, что шрама не останется.

— Просто зашейте, ладно? Не хочу часами просиживать в приемном отделении. Да еще натравят на меня какого-нибудь студента-медика.

Маура протерла кожу бетадином, после чего потянулась за флакончиком ксилокаина и шприцем.

— Начнем с обезболивания. Небольшой укольчик, но зато потом вы ничего не почувствуете.

Риццоли лежала на кушетке, уставившись в потолок. От укола иглы она даже не поморщилась, сжатые в кулаки руки не разжимала, пока не ввели местную анестезию. Ни жалобы, ни стона не сорвалось с ее губ. Ей и без того было стыдно за свой обморок в секционном зале. И еще унизительнее было, когда Фрост, подхватив ее на руки, словно невесту, понес в кабинет Мауры. Теперь она была полна решимости не выдавать своей слабости.

Пока Маура зашивала рану, Риццоли спросила ровным и спокойным голосом:

— Расскажете мне, что случилось с тем ребенком?

— Ничего с ним не случилось.

— Но это же ненормально. Подумать только, полголовы нет.

— Он таким родился, — сказала Маура, обрезая кетгут и затягивая узелок. Зашивание кожи можно было сравнить с шитьем по ткани, и она чувствовала себя обыкновенным портным с той лишь разницей, что своими стежками она спасала живую ткань. — У ребенка анэнцефалия.

— Что это значит?

— Аномалия развития головного мозга.

— Но дело даже не в этом. Такое впечатление, что ему снесли полчерепа. — Риццоли с трудом сглотнула слюну. — И лицо…

— Все это признаки той же аномалии. Мозг развивается из оболочки клеток, так называемой невральной трубки. Если трубка не закрывается должным образом, ребенок рождается с отсутствием большей части мозга, черепа, даже кожи головы. Вот это и есть анэнцефалия. Отсутствие головы.

— Ты когда-нибудь сталкивалась с подобным?

— Только в музее медицины. Но эта аномалия не такая уж редкость. Примерно один младенец из тысячи рождается таким.

— А причина?

— Никто не знает.

— Значит… значит, это может случиться с любым ребенком?

— Совершенно верно. — Маура сделала последний стежок и обрезала излишек нити. — Этот ребенок вообще родился уродцем. Если он и не был мертвым при рождении, то вскоре наверняка умер бы.

— Выходит, Камилла не топила его.

— Я проверю почки на наличие диатомовых водорослей. Это покажет, был ли утоплен живой ребенок. Но я не думаю, что здесь мы имеем дело с детоубийством. Скорее всего он умер естественной смертью.

— Слава Богу, — тихо произнесла Риццоли. — Если бы это существо осталось жить…

— Нет, долго бы он не прожил. — Маура заклеила шов пластырем и сняла перчатки. — Готово, детектив. Швы можно будет снять через пять дней. Зайдете ко мне, и я сама это сделаю. Но все-таки вам лучше обратиться к врачу.

— Но вы же врач.

— Я работаю с трупами. Не забыли?

— Вы замечательно меня зашили.

— Наложить несколько швов не проблема. Меня больше волнуют другие симптомы.

— Что вы имеете в виду?

Маура нагнулась и в упор посмотрела на Риццоли.

— Вы упали в обморок, помните?

— Я не обедала. И это существо… младенец… он меня шокировал.

— Он всех нас шокировал. Но только вы одна свалились.

— Просто я никогда не видела ничего подобного.

— Джейн, вы в этой комнате всякого насмотрелись. Мы вместе проводили вскрытия, вместе нюхали все эти запахи. Вы всегда держались молодцом. За ребятами я стараюсь присматривать, потому что они не выдерживают и укладываются штабелями. Но вы всегда стойко переносили процедуру. До сегодняшнего дня.

— Может быть, я не такая сильная, как вы думаете.

— Нет, я думаю, здесь что-то другое. Разве не так?

— Например?

— Несколько дней назад у вас было головокружение.

Риццоли пожала плечами.

— С тех пор я стала завтракать по утрам.

— А почему до этого не завтракали? Вас тошнило? Я заметила, что вы практически каждые десять минут бегаете в туалет. За то время, что я готовила инструменты, вы два раза побывали там.

— Что это, черт возьми? Допрос?

— Вам нужно пойти к врачу. Сделать полный анализ крови, чтобы, по крайней мере, исключить анемию.

— Мне просто нужно на воздух. — Риццоли села на кушетке, но тут же обхватила голову руками. — Боже, опять эта изматывающая головная боль!

— Вы здорово ударились об пол.

— Она и раньше болела.

— Но меня больше беспокоит ваш обморок. И ваша усталость в последнее время.