Грешница - Тесс Герритсен

— Тогда как мы объясним беременность? Как такое могло случиться?

— Детектив Риццоли уже задавала этот вопрос. Но ей нужны были только имена и даты. Кто из рабочих приходил в монастырь? В каком месяце Камилла уезжала навестить родных? Полицию всегда интересуют только конкретные детали, а вовсе не духовные материи. И, конечно, не голоса, которые слышала Камилла.

— И все-таки она забеременела. Это было результатом либо искушения, либо изнасилования.

Аббатиса на мгновение замолкла, вновь уронив взгляд на руки. Потом тихо произнесла:

— Есть и третье объяснение, доктор Айлз.

Маура нахмурилась.

— Что вы хотите сказать?

— Вы посмеетесь над этим, я знаю. Ведь вы врач. Вы полагаетесь только на свои лабораторные исследования, верите исключительно тому, что видите под микроскопом. Но разве в вашей жизни никогда не было такого, чему вы не могли найти объяснений? Когда пациент, который должен был умереть, вдруг оживает? На ваших глазах никогда не происходило чудо?

— Каждый врач хотя бы несколько раз за свою жизнь сталкивается с удивительными вещами.

— Я говорю не об удивительном. А о том, что может поразить. О том, что не поддается научному объяснению.

Маура мысленно вернулась в прошлое, к тем временам, когда она проходила стажировку в госпитале Сан-Франциско.

— У нас была одна женщина с раком поджелудочной железы.

— Это ведь неизлечимо?

— Да. Практически это смертный приговор. Она не должна была выжить. Когда я впервые увидела ее, она уже знала о своем диагнозе. Она была в плохом состоянии, подавлена. Врачи приняли решение прекратить кормление, поскольку она была близка к смерти. Я помню, какие предписания оставляли в ее карте, ей просто создавали комфортные условия. Это все, что можно было сделать, чтобы облегчить ее страдания. Мне казалось, она умрет со дня на день.

— Но она вас удивила.

— Однажды утром она проснулась и сказала медсестре, что хочет есть. Через четыре недели она ушла домой.

Аббатиса кивнула.

— Это чудо.

— Нет, мать-настоятельница. — Маура посмотрела ей в глаза. — Спонтанная ремиссия.

— Ну, это типичное объяснение, когда не знаешь, что произошло.

— Ремиссии случаются. Рак развивается непредсказуемо. Или же ей изначально поставили неверный диагноз.

— Или же произошло что-то еще. То, что наука объяснить не в состоянии.

— Вы все-таки утверждаете, что произошло чудо?

— Я просто хочу, чтобы вы рассматривали и другие возможности. Многие люди, которые выздоровели, после того как врачи приговорили их к смерти, рассказывают, что видели яркое сияние. Или же своих близких, которые говорили им, что еще не время умирать. Как вы объясните такие видения, столь часто случающиеся у разных людей?

— Галлюцинации из-за недостатка кислорода в мозге.

— Или же доказательство божественного присутствия.

— Я не прочь найти эти доказательства, — усмехнулась Маура. — Было бы утешением знать, что существует нечто иное после физической жизни. Но принять это на веру я не могу. Вы ведь к этому клоните, правда? Хотите сказать, что беременность Камиллы тоже своего рода чудо? Еще один пример божественного промысла.

— Вы говорите, что не верите в чудеса, но не можете объяснить, почему выжила ваша пациентка.

— Не всегда легко найти объяснение.

— Потому что медицинская наука до конца не понимает, что такое смерть. Разве не так?

— Зато мы понимаем, что такое зачатие. Мы знаем, что для него требуются сперматозоиды и яйцеклетка. Это простейшая биология, мать-настоятельница. Я не верю в непорочное зачатие. Но твердо верю в то, что у Камиллы была половая связь. Может, насильственная, а может, добровольная. Но ее ребенок был зачат естественным путем. А личность отца вполне может являться ключом к разгадке убийства.

— А что если никакого отца так и не найдут?

— У нас будет ДНК ребенка. Нам останется лишь узнать имя отца.

— Вы так уверены в своей науке, доктор Айлз. У вас на все есть готовые ответы!

Маура поднялась со стула.

— По крайней мере ответы, в которые я верю.

* * *

Отец Брофи вышел проводить Мауру, и они вместе двинулись по тускло освещенному коридору. Ветхие половицы поскрипывали под тяжестью шагов.

— Мы могли бы прямо сейчас прояснить интересующий вас вопрос, доктор Айлз.

— Какой вопрос?

Он остановился и взглянул на нее.

— Мой ли это ребенок.

Святой отец в упор смотрел на Мауру, и ей захотелось отвести глаза, скрыться от пристального взгляда.

— Вы ведь мучаетесь этим вопросом, не так ли?

— Вы можете понять, почему.

— Да. Как вы только что сказали, по непререкаемым законам биологии, необходимы сперматозоиды и яйцеклетка.

— Вы единственный мужчина, который имеет постоянный доступ в аббатство. Вы служите мессу. Исповедуете. Вы знаете их самые интимные секреты.

— Только те, что они раскрывают мне.

— Вы для них символ высшей власти.

— Некоторые именно так воспринимают священника.

— Но для молодой послушницы вы тем более авторитет.

— И это автоматически делает из меня подозреваемого?

— Во всяком случае вы были бы не первым священником, нарушившим обет.

Он вздохнул и впервые отвел взгляд. Но не потому, что избегал смотреть на нее, просто печально кивнул в подтверждение ее слов.

— Сегодня нам, священникам, нелегко. Приходится выдерживать косые взгляды, шутки за спиной. Когда я служу мессу, я вижу лица своих прихожан и знаю, о чем они думают. Они задаются вопросом, трогаю ли я маленьких мальчиков, совращаю ли молодых девушек. Им это все время приходит в голову, так же как и вам. И все убеждают себя в самом худшем.

— Ребенок ваш, отец Брофи?

Его голубые глаза вновь уставились на нее. Взгляд был абсолютно твердым.

— Нет, не мой. Я никогда не нарушал обета.

— Вы же понимаете, что одного вашего слова нам недостаточно?

— Да, я ведь могу лгать, так вы думаете? — Хотя он и не повысил голоса, она уловила в нем нотки злости. Священник приблизился к ней, и Маура замерла, с трудом преодолевая желание отойти. — Я могу совершать один грех за другим. И к чему, по-вашему, приведет эта спираль грехов? Ко лжи? К поруганию монахини? К убийству?

— Полиция должна рассматривать все мотивы. Даже ваши.

— И думаю, вам понадобится моя ДНК.

— Это исключит ваше отцовство.