Сама виновата - Мария Воронова

– Логично.

– Ну! Следователь его дожал в кабинете один на один, но на суде он вполне может заднюю врубить. Кому охота на весь мир признаваться в лизоблюдстве.

– Никому.

– Вот именно. А если он поплывет, то девка его показания худо-бедно подкрепит.

– Ну не знаю…

– Оль, вызови ее, доставь мне удовольствие.

Пообещав, она разъединилась. Неужели Сане понравилась поэтесса? Лишнее доказательство тому, что противоположности притягиваются.

* * *

Теперь, когда писать стихи не имело большого смысла, Полина долго спала по утрам, просыпалась не раньше одиннадцати и до часа шаталась в ночной рубашке, придумывая, чем бы занять очередной пустой день. Иногда она гуляла по району, разглядывая объявления «требуются», но даже названия специальностей были ей совершенно незнакомы. Какие-то вальцовщики, фрезеровщики – чем вообще занимаются эти люди? Гораздо чаще она проводила время, валяясь на диване и читая. Она и сегодня собиралась этим заняться, как вдруг сообразила, что является студенткой Литературного института, где очень сомнительно, что ее ждет теплый прием после последней эскапады на сессии. Теперь, когда она лишилась покровителя, ее будут валить жестоко и беспощадно, поэтому, если она не хочет потерять последнее, что еще осталось, нужно приниматься за учебу. Наверстывать упущенное и садиться за курсовик. Полина разложила учебники, потосковала над ними, а потом незаметно для себя увлеклась и не заметила, что наступило три часа дня, а в Петропавловске-Камчатском полночь, как сообщил диктор радио замогильным голосом. Тут позвонили из редакции журнала. Ирма Борисовна медовым голосом заявила, что Полине хорошо бы подъехать, решить один вопросик.

Она тут же подскочила и принялась одеваться. В радостном предвкушении даже губы накрасила, хотя обычно обходилась без косметики.

Сердце пело. Неужели беды позади и люди поняли, что любовь народа к Полине Поплавской важнее, чем ненависть старой ведьмы – жены Пахомова? Неужели до кого-то дошло, что популярность автора важнее связей и личных симпатий-антипатий? Ну, если так, то она им еще припомнит Макаку и все остальное!

В кабинет редакторов Полина вошла с победоносной улыбкой.

– Полиночка, кого я вижу! – воскликнула Ирма Борисовна, а тетки захихикали.

Полина сухо откашлялась:

– Добрый день! Какой вопрос вы хотели бы обсудить?

– А вопросик, Полиночка, вот какой, – редакторша встала и принялась перебирать бумаги на своем столе. Физиономия ее буквально сочилась елеем, – так, где же это у меня… Ах, вот! Мы, дорогая Полиночка, зная ваш крутой нрав, хотели бы лично вернуть вам ваши рукописи, чтобы вы удостоверились, что ничего не пропало и ни одно слово не исправлено. Вот, держите и дальше распоряжайтесь ими по вашему усмотрению.

Полина стояла как громом пораженная, не могла даже поднять руки, чтобы взять у Ирмы листы бумаги, заботливо упакованные в прозрачную папочку.

– Ну что же вы замерли, берите, – ухмылялась редакторша, – и делайте что хотите. Лично я советую повесить в туалете.

Полина выхватила папку, развернулась и выскочила в коридор, стиснув зубы. Нет, она не позволит им дальше наслаждаться своим унижением. Ах, какие суки, специально вызвали ее, чтобы поглумиться! Твари!

Ну ничего, ничего!

Она почти бежала, поэтому до дому добралась очень быстро. На автомате заглянула в почтовый ящик и обнаружила там повестку в суд. Полина сунула ее в карман – сейчас было не до этого.

Войдя в квартиру, она сразу закурила, надеясь хоть так немного успокоиться.

Но рука, держащая сигарету, тряслась, а как только Полина хотела затянуться поглубже, сразу нападал кашель.

Какие твари, боже мой! Низкие, тупые гиены, трусливые шакалихи, умеющие нападать только на мертвого врага. И она тоже дура, понадеялась, поверила, хотя прекрасно знает, чего можно ждать от этой публики!

Сигарета подошла к концу, и Полина немедленно ухватилась за следующую.

В сущности, ничего не случилось, кроме того, что она напрасно потратила два пятачка на дорогу туда и обратно. Как бы эти дуры ни изгалялись, все равно они не смогут не публиковать ее меньше, чем совсем, а после смерти старого ублюдка ей и без них все пути закрыты. В Советском Союзе да, а вот за рубежом другая ситуация. Там ее примут с распростертыми объятиями. Мама? Так жизнь показала, что чем больше расстояние между ними, тем лучше отношения. Раз в год или два увидятся как-нибудь, а больше и не нужно, разве что мама захочет эмигрировать вместе с нею. Это будет засада, конечно, но, в конце концов, Америка большая, разойдутся.

Зато там она получит настоящее признание!

Полина схватила карточку американского журналиста, выгребла по карманам все серебряные монетки и выбежала на улицу. Через дорогу большая почта, там есть междугородний телефон-автомат, и время уже достаточно позднее, чтобы журналист был дома и по русскому обычаю пил чай с пряниками. Естественно, она не такая дура, чтобы обсуждать важные вопросы по телефону, который сто процентов прослушивается, но напомнит о себе и приедет в Москву хоть завтра. На поезд не достать билеты, а на самолет всегда есть, потому что дорогие, но ради будущих грандиозных перспектив можно потратить лишнюю десятку.

Красно-синие будочки, стоявшие рядком в предбаннике между отделом писем и отделом посылок, стояли пустые, и Полина увидела в этом добрый знак. Накормив автомат пятнадцатикопеечной монеткой, она набрала восьмерку. Часто после этого следуют короткие гудки, но сегодня межгород для нее был свободен. Полина набрала код города – снова свободно. Надо же, сама судьба хочет, чтобы она вырвалась из этого душного совка!

Тщательно сверяясь с карточкой, Полина стала набирать номер журналиста, хоть давно знала его наизусть. На последней цифре дело вдруг застопорилось, палец будто застрял в диске и никак не хотел крутить.

Сердце колотилось где-то у горла, и она стояла как последняя дура, пока из трубки не полетели короткие гудки.

Нет, ну что это! Она смелая и решительная девушка, хозяйка своей судьбы!

Полина стала набирать заново, и опять дело застопорилось на последней цифре.

В конце концов она бросила трубку на рычаг и вышла, забыв монету в прорези автомата.

«Ты такая же трусливая дура, как эти бабы в редакции, – прошипела Полина себе под нос, – один шаг тебе осталось сделать, а ты ссышь!»

Она заглянула в сумочку и обнаружила, что сигарет там нет. Видимо, они остались на кухне.

Полина огляделась. Ларьков было не видно, но возле служебного входа на почту курила старуха в синем рабочем халате. Полина поежилась, представив, как ей должно быть холодно, и подошла стрельнуть сигаретку.

Старуха пожал плечами, но протянула ей пачку «Беломора»:

– Не знаю, дочка, осилишь ли такое.

Полина молча вытянула папиросу. Старуха поднесла огоньку. Спичка уютно горела в ее сложенных лодочкой ладонях.