Падшая женщина - Эмма Донохью

В сумке лежала запасная пара туфель. В одну из них Мэри нарочито небрежно засунула шитый золотом чулок. Второй она потеряла сто лет назад, на вечеринке с джином на Боу-стрит. Сейчас она аккуратно раскатала его, высыпала содержимое к себе на колени и пересчитала деньги. Один фунт, шесть шиллингов и пенни — и это за два месяца шитья. Вот сколько стоят плоды, выращенные на честной почве. Мэри собрала мелкие монетки в горсть и пересыпала их между пальцами, словно песок.

Кто-то окликнул ее, и она торопливо сунула деньги обратно в чулок. (Со шлюхами, птичка моя, надо быть поосторожнее, сказала Куколка у нее в голове.) Это была Бидди Доэрти, ирландка из Корка, которая работала в Сент-Джеймсском парке. От Бидди вовсю несло миндальной ратафией, и Мэри пришлось повторять все по нескольку раз. Да, ее не было здесь пару месяцев, и нет, она не видела Куколку в последнее время. Какой-то ком в горле мешал ей рассказать все как есть.

Она выставила Бидди кварту эля, за новости и в память о старых временах. В Ричмонде замерзла река, и целая компания мисс отправилась туда кататься на коньках и жечь костры. Торговля всю зиму шла из рук вон плохо. Бидди считала, что виной всему «курочки».

— Да точно, они делают это за бесплатно, грязная шваль! Ну половина-то наверняка.

К тому же стоят такие холода, что клиенты боятся расстегивать штаны на улице — опасаются отморозить хозяйство. Да и война тоже добавляет неприятностей. По мнению Бидди, виноваты были проклятые французы. А, и еще вот что: Нэн Пуллен арестовали!

— Но я видела ее прошлой ночью на Севен-Дайлз! — удивилась Мэри.

— Ну конечно. Ее схватили только сегодня утром.

— За проституцию?

— Вовсе нет, — фыркнула Бидди. — За то, что она брала платья своей хозяйки. Теперь ее обвиняют в воровстве. Когда ее взяли, на ней было то чудесное дорогое платье из тафты. Так что теперь ее вздернут, это как пить дать.

У Мэри загудело в голове. Она представила себе черное тайбернское дерево, дергающиеся, словно мухи в паутине, тела и содрогнулась.

— Помоги ей Бог.

— Ну, надо было ей быть поумнее, бедняге. Единственное, что они не прощают, — так это воровство.

Мэри откинулась назад, на засаленную спинку дубовой скамьи. Бидди продолжала болтать. Она знала, что нужно делать. Как бы поступила Куколка на ее месте? Бидди, дорогуша, позволь мне переночевать у тебя разок-другой... Но мысль о том, что придется лежать рядом с этим тощим, проспиртованным тельцем, вызывала в ней отвращение. Может быть, пару ночей она сможет обойтись и без постели. В своем фиолетовом платье-полонез она будет утюжить улицы от рассвета и до заката, пока не заработает немного денег. Достаточно, чтобы похоронить Куколку. Мэри была уверена, что сумеет привлечь клиентов несмотря на мороз; нужно только предложить им хорошую цену, шесть пенсов за раз. (Куколка покачала головой. Милая, никогда не опускай цену ниже девяти пенсов. Не оскорбляй ремесло.) Надо работать день и ночь, стоять у стены, пока не подогнутся колени, пока не онемеет все внутри, пока мертвая замерзшая рука Куколки не сотрется из памяти вместе со всем остальным.

Но Цезарь! Ее сердце снова заколотилось, как будто она увидела его воочию, почувствовала запах его напомаженного парика и крепкого мускулистого тела. Если бы только это был кто-то другой! Кто угодно, но не он! Мэри невольно прикрыла рот рукой, словно защищаясь от ножа. Как будет выглядеть ее лицо, если Цезарь отрежет ей губы?

Она попыталась рассуждать здраво. Сколько возьмет миссис Фаррел за то, чтобы отозвать Цезаря обратно? Но теперь дело осложнилось. Жертва сумела обмануть его и ускользнуть от расправы. Задета его честь, и он непременно захочет с ней поквитаться.

Она не могла сидеть спокойно. Цезарь мог войти в таверну в любую минуту, спокойный и подтянутый, в своих белоснежных одеждах и с длинным ножом в руках. Найдется ли здесь хоть один человек, который вступится за нее? Никто и никогда не вставал на пути у Цезаря — во всяком случае, никто из ныне живущих. Не выдержав, Мэри вскочила на ноги и выбежала из «Чеширского сыра». Бидди Доэрти, ничего не заметив, продолжала что-то бормотать над кружкой с элем.

Она шла по Стрэнду и старалась не встречаться ни с кем глазами. В конце концов Мэри низко опустила голову и перешла на бег. Снег крошился под ногами, словно перемерзшее сало; туфли тут же намокли. Каждый раз, сворачивая за угол, Мэри искала глазами Цезаря. Один раз ей показалось, что он идет навстречу, и она метнулась в ближайший переулок, так быстро, что упала и промочила платье до самой верхней юбки. Но это был не Цезарь, а какой-то другой черный мужчина, лакей в раззолоченной ливрее.

Если бы на ее месте оказалась Куколка, она бы только посмеялась в лицо опасности. Она как ни в чем не бывало расхаживала бы по улицам, весело приветствуя старых клиентов, подзывая новых. Если бы Мэри была Долл Хиггинс, она вывернула бы старую жизнь наизнанку, словно грязную юбку, и надела ее снова. Но она была всего лишь Мэри Сондерс, и кто-то охотился за ней на этих грязных скользких улицах, и все, о чем она могла думать, — это бежать. Бежать, бежать, бежать.

Она вдруг вспомнила спутника Мистера Латы, старика с запачканными чернилами пальцами. «Так не годится», — сказал он. Эти слова стучали у нее в голове, будто крохотные молоточки.

Так не годится,

Все может случиться,

Так не годится,

Все может случиться.

«Я больше не могу быть мисс», — решила Мэри. Только не после того, как спала два месяца на чистых простынях. Все это было весело и забавно только с Куколкой. Без нее это совсем не жизнь. Должно быть на свете что-то получше.

Она пошла вдоль реки, чтобы не попасться на глаза знакомым. Кое-кто может захотеть заработать шесть пенсов и сообщить Цезарю, где ее искать. Порывшись в сумке, Мэри вытащила муслиновую косынку, набросила ее на голову и прикрыла лицо. Вода струилась в берегах, словно эль в чьей-то гигантской глотке. От холода подгибались колени; один неверный шаг — и она окажется в ледяной воде. Любой житель Лондона, который хоть раз видел, как хохочущие лодочники подцепляют баграми плавающий кверху задом труп, — тому, кто не хохотал, оставалось только выть, — знал, что жизнь длится ровно столько, сколько ты можешь ее выносить. Но сегодня это может и не получиться, подумала Мэри. Темза напоминала ледяную кашу. Если прыгнуть вниз, то льдины не дадут погрузиться в воду, а стиснут со всех сторон и медленно повлекут вниз по течению, словно мусор.

— Простите, мне сказали, что вы едете в Монмут.

Лошадь, что стояла ближе всех, подняла хвост и вывалила на мостовую кучу дерьма. Мэри еле успела подобрать юбку. Это синее шерстяное платье — она купила его в лавке и переоделась в какой-то подворотне — было единственным приличным в ее гардеробе. Теперь от него зависело практически все.

Возница вытащил из почерневшего рта трубку, сдвинул на затылок мятую шляпу и оглядел ее с головы до ног:

— Может, и еду. Что с того?