Месть без права на ошибку - Лариса Соболева

Она появилась на секунду, сразу же взорвавшийся зонт закрыл ее куполом. Сергей вышел из машины, энергично направился к Вере, не видевшей его из-за зонта. Они столкнулись. В первый момент на ее лице появилась паника. Мгновение – и она развернулась, чтобы уйти. Сергей схватил ее за локоть, не говоря ни слова, потащил к машине, втолкнул внутрь, сел рядом. С другой стороны дверца авто была заперта, уйти Вере не удалось. Она так и осталась сидеть, схватившись за ручку дверцы, отвернувшись от Сергея.

– Почему ты бегаешь от меня? – спросил он, переводя дыхание.

– Ты, как всегда, применяешь силу.

– Вера, почему?

Она повернулась… Нет, он ошибся, Вера очень изменилась. Холод отчуждения увидел он в ее лице.

– Нам незачем встречаться.

– Я думал, что ты… Я искал тебя, Вера.

– Да? – Она приподняла одну бровь, отчего лицо стало еще и недоверчиво-насмешливым. – По-моему, ты быстро утешился.

Где-то он слышал подобную фразу в свой адрес. К сожалению, это было так… Но это было не так! Сергей молчал, молчала и Вера, оба слушали дождь, колотивший по крыше автомобиля.

– Как мама? – спросил он, пытаясь пробить стену отчуждения.

– Мама умерла.

– Прости, я не знал. Я ничего не знал о тебе…

Снова молчание. Тоскливое со стороны Сергея и напряженно-неприступное со стороны Веры.

– Ты одна? Живешь одна?

– Да, одна. Еще что тебя интересует?

– Я хотел спросить… Что стало… с… с…

– Ребенком? Можешь спать спокойно, его нет.

– Почему? – вырвалось у Сергея.

Преглупый вопрос. Вера рассмеялась:

– Я не понимаю тебя, Сережа. Ты думал, я буду сидеть у окна и высматривать, не идешь ли ты? Или я должна была родить ребенка, затем благодарно сносить тяготы судьбы и героически преодолевать трудности, любя тебя до конца дней своих? Нет уж, спасибо.

– Вера! – резко оборвал ее Сергей. – Не то, не то ты говоришь.

– Отпусти меня, нам вообще не о чем говорить.

Сергей стоял у открытой дверцы машины. Сначала выпрыгнул зонт, потом, словно нехотя, вышла Вера. Сейчас уйдет. Защемило сердце. Она зашагала прочь, она уходила. Сергей перегородил ей дорогу:

– Вера, все не так. Я искал тебя… Но мне сказали, ты умерла. Вера, не уходи. Ты нужна мне.

– Это ты должен был сказать мне в тот день, когда ушел. Сейчас поздно… Слишком поздно. Больше не надо встреч.

Она сделала движение, порываясь уйти, но Сергей удержал ее, тогда Вера добавила:

– Ты мне больше не нужен, Сережа. Пусти.

Дождь хлестал по лицу: получай! получай! Грязные потоки воды хохотали над ним, став свидетелями неудачи, а серый, мрачный, равнодушный город не сулил покоя и радости. Хотелось разрушить этого серого монстра или утонуть в бурлящих потоках вонючей воды. Он не сделал ни того, ни другого. Просто напился дома, спрятавшись от всех, не отвечая на звонки, не получая облегчения. Упав в изнеможении ничком на диван, попав в карусельный вихрь опьянения, он слышал одну фразу, летевшую за ним по пятам. И не мог определить, кто произносит слова его голосом, пытался раскрыть глаза, посмотреть хотя бы, где находится, откуда доносится его же голос – не удавалось, слипались веки, тело неслось в круговороте. А голос повторял: «Если бы сейчас ты умер…»

Просматривая видео не первый раз, проматывая скучные эпизоды, а некоторые пересматривая неоднократно, Черемис так и не смог понять, что же его не устраивает в бурном романе Васкова и Ларской, что настораживает.

– Гена, – позвал брата, – иди сюда.

Тот появился с закусками на подносе. Витек сорвался с работы, отпросившись у Васкова, сразу после звонка Гены, на дворе ночь наступила.

– Посмотри свежим взглядом вчерашнюю съемку, – попросил Черемис. – У меня в глазах рябит.

– А что ты хочешь увидеть? – заинтересовался Гена, усаживаясь в мягкое кресло рядом с братом.

– Если и ты ничего не увидишь, значит, видеть нечего. Тогда все нормально. Давай с ее входа.

Промокшая Вера входит в номер. Илья заботливо раздевает ее, целует руки, колени, обнимает…

– Это после похорон-то! – не одобрил Черемис. – Жене, небось, набрехал, мол, на поминках утешал вдову. Развратная скотина. Что он в ней нашел? Дома такая королева ходит…

– Ну почему? Девочка ништяк. Тут такая ля мур, Витек! Запросто можно продавать как порнуху. Знаешь, какие бабки отваливают за русскую порнуху? Мрак! Жаль, звука нет. Смотри, смотри! Как он ее жарит!.. Уфф!

Гена вытер взмокший лоб, протирал очки, старший брат не разделил его восторгов, осадил:

– Не увлекайся. Проматываю это блядство.

– Да ладно, че там… Девочке нравится. У твоего шефа поршень что надо, смотреть приятно. Хе-хе… Стоп! Стоп!

– Что? – нетерпеливо спросил Черемис, щелкая мышью и косясь то на монитор, то на Гену.

– Посмотри на ее лицо. Тебе не кажется… Глаза. Обрати внимание. Бля, в следующий раз камеру приподнять надо. Лицо неважно видно, запрокинуто…

– Так что? Что?

– Глаза открыты. Не понимаешь? Он кончил и лежит с закрытыми глазами, человек отдыхает, а она в потолок уставилась.

– Так. А что это значит?

– Ненатурально. Ну-ка, давай дальше посмотрим.

Они изучали поведение Веры в паузах после постельных эпизодов. Остановились еще на одном интересном, как им показалось, моменте. Илья ушел в душевую, Вера повернулась на бок, подперев голову рукой, смотрела вслед.

– Витек, у нее лицо злое. Видишь? Смотрим дальше… Ага! Вот он вернулся, и личико стало другим. Ништяк?

Камера зафиксировала поцелуй перед уходом.

– Так любящая баба не целует, – подытожил Гена.

– А как? – наивно спросил Черемис и слегка смутился.

– Как? Посмотри заново. Во время секса она проделывает все на должном уровне, глядя на нее, ты уверен: тут ля мур. А здесь? Опять же глаза. Он их закрыл, погрузился в себя, поцелуй его возбуждает. А у нее глазки открыты, взгляд тяжелый, как у ведьмы. Тебе не кажется, что, целуя своего мужчину, девочка должна глазки хотя бы слегка прикрыть? От удовольствия?

– Сука, – сказал Виктор, с ненавистью глядя в телик. – Кишками чуял, что-то тут не то. Чего она хочет?

– Не слишком ли много тратишься на нее? Ну, трахается она с твоим шефом, ну, не из любви к нему. Бабы все склонны к проституции и к обману. Это мужику надо увлечься хоть немного, иначе не встанет. Брось, братан, это их дела.

– Мои тоже. Ты ничего не знаешь о ней и о нем.

– Расскажи… – предложил Гена. – Покумекаем вместе, одна голова хорошо, а две… сам знаешь.