Несущий огонь - Бернард Корнуэлл

Эльфверд отодвинулся. Его отец не сказал ни слова. И я удалился.

– Он не такой уж скверный малец, – убеждала меня Этельфлэд.

– Избалованный, грубый и невыносимый.

– Про тебя то же самое говорят.

На это я зарычал, заставив ее улыбнуться.

– Как ты? – спросил я. – Твой брат сообщил, что ты болеешь.

Этельфлэд поколебалась. Я видел, что ее подмывало отрицать этот факт, но потом она расслабилась и вздохнула.

– Я умираю, – призналась она.

– Нет! – возмутился я, но читал правду по ее глазам.

Ее красота померкла в схватке с возрастом и болью, кожа выглядела прозрачной, как будто истончилась, глаза потемнели. Тем не менее улыбка и очарование остались прежними. Я нашел ее в шатре, обозначенном ее флагом, на котором был изображен белый гусь с крестом в клюве и мечом в перепончатой лапе. Не упомню, сколько раз я потешался над этим гербом. Гусь – символ святой Вербурги, мерсийской монахини, которая чудесным образом изгнала с поля пшеницы диких гусей. С чего это сочли чудом, было выше моего понимания – любой десятилетний ребенок на такое способен, – но я знал, как дорога Вербурга Этельфлэд, а Этельфлэд была дорога мне.

Я подвинул кресло поближе к ней и сел, заключив ее тонкую руку в свои ладони.

– Я знаю одного целителя… – начал я.

– Были у меня целители, – устало отозвалась Этельфлэд. – Очень много целителей. Эльфрит[5] послала мне умного человека, и он помог.

Эльфрит – ее младшая сестра, замужем за правителем Фландрии.

– Отец Каспер готовит снадобье, которое почти снимает боль, но ему нужно возвращаться во Фландрию, потому что Эльфрит тоже больна. – Этельфлэд вздохнула и перекрестилась. – Бывают дни, когда я чувствую себя лучше.

– От чего ты страдаешь?

– От боли вот тут. – Она коснулась груди. – Глубоко внутри. Отец Каспер научил сестер готовить снадобье, и оно помогает. Ну и молитвы тоже.

– Тогда молись чаще, – попросил я.

Две монахини, явно те самые сестры, ухаживающие за Этельфлэд, сидели в тени в дальней части шатра. Обе подозрительно таращились на меня, хотя ни одного слова из нашего разговора слышать не могли.

– Я молюсь днем и ночью, – заявила Этельфлэд с тщеславной улыбкой. – Молюсь и за тебя тоже!

– Спасибо.

– Тебе тоже следует молиться, раз среди твоих врагов теперь оказался Этельхельм.

– Я просто выдернул ему зуб, – ответил я. – Ты присутствовала при этом.

– Он захочет отомстить.

Я пожал плечами:

– И что предпримет? Осадит меня в Дунхолме? Желаю ему в этом удачи.

Она похлопала меня по руке:

– Не будь самонадеян.

– Слушаюсь, моя госпожа. – Я улыбнулся. – Но почему твой брат просто не выставит Этельхельма за дверь?

– Потому что это будет означать войну, – уныло призналась она. – Этельхельма так любят! Он щедр! В Уэссексе нет ни одного епископа или аббата, кто не брал бы у него денег, и половина всей знати – его друзья. Какие пиры он закатывает! При этом трон ему нужен не для себя.

– А всего лишь для внучка, этого куска навоза.

– Его только одно заботит – чтобы Эльфверд стал королем, – подтвердила Этельфлэд. – И мой брат понимает, что западносаксонский витан за него проголосует. Его купят.

– А Этельстан? – поинтересовался я, хотя знал ответ.

– Ты хорошо сделал, затребовав его в заложники. С тобой ему будет безопаснее, чем тут.

– Потому я его и выпросил. – Я нахмурился. – Неужели Этельхельм в самом деле осмелится убить его?

– Он осмелится подстроить его гибель. Ты читал Писание?

– Каждый день! – с восторгом воскликнул я. – И минуты не проходит, чтобы я не заглянул в Иеремию или не погрузился в Иезекииля.

Она весело усмехнулась:

– Какой же ты варвар! Священники не рассказывали тебе истории про Урию?

– Урия?

– Просто запомни имя. Урия Хеттеянин.

– К разговору о попах, – сказал я. – Кто такой Хротверд?

– Архиепископ Йоркский, о чем тебе прекрасно известно.

– Западный сакс, – заметил я.

– Да. И хороший человек.

– Способен ли этот хороший человек брать золото у Этельхельма? – осведомился я.

– О нет. Хротверд – добрый, благочестивый муж, – резко заявила Этельфлэд, а затем осеклась и помрачнела. – Он был аббатом, – продолжила она менее решительно, – и мне припоминается, как его обитель получила щедрое земельное пожертвование. Двадцать хайдов[6] в Вилтунскире. Что весьма далеко от его аббатства.

– Он принял земли вместо золота?

Этельфлэд нахмурилась сильнее:

– Люди постоянно жертвуют земли Церкви.

– А Этельхельм является олдерменом…

– Вилтунскира, – закончила она за меня, потом вздохнула. – Этельхельм сейчас подкупает лордов Мерсии, осыпая их золотом. Ему хочется, чтобы витан Мерсии избрал Эльфверда моим преемником.

– Нет! – Подобное предположение возмутило меня. Этот злобный, пакостный мальчишка – король Мерсии?!

– Он предложил поженить Эльфверда и Эльфинн.

Эльфинн – ее дочь, разбитная девчонка, хорошенькая и безответственная. Мне она нравилась, быть может даже больше, чем матери, вот почему следующие слова Этельфлэд удивили меня.

– Я отказала. Потому как считаю, что Эльфинн должна наследовать мне.

– Что-что считаешь? – переспросил я.

– Девочка – принцесса Мерсии, – заявила Этельфлэд твердо. – И если я могла управлять страной, то отчего нельзя ей? Почему следующим правителем непременно должен стать мужчина?

– Я в Эльфинн души не чаю, – напомнил я, – но ей не хватает твоего здравого смысла.

– В таком случае можно выдать ее за Кинлэфа Харальдсона, – рассуждала Этельфлэд. – И он будет давать ей советы. У этого молодого человека сильная воля.

Я промолчал. Кинлэф Харальдсон – молодой, красивый западносаксонский воин, но невысокого происхождения. А это значит, что он не добавит Эльфинн веса большого знатного рода. Да и великих подвигов за ним не числилось, то есть у него нет репутации, способной привлечь последователей. Я находил его пустым, но не было смысла говорить об этом Этельфлэд, неизменно падкой на приятную внешность, манеры и обходительность юнца.

– Кинлэф будет защищать ее, – добавила она. – И ты тоже.