Leadership: Six Studies in World Strategy - Henry Kissinger

во Франции - и все мои знакомые там - ожидали военного переворота, возможно, даже спуска парашютистов на Париж. В тот вечер де Голль вышел на телевидение в военной форме. После сурового описания ситуации в Алжире он обратился к французской армии, приказав ей безоговорочно снести баррикады: "Меня должны слушаться все французские солдаты. Ни один солдат не должен в любой момент и даже пассивно связывать себя с мятежом". В конце концов, общественный порядок должен быть восстановлен. На следующий день баррикады пали. Это была экстраординарная демонстрация харизматического лидерства.

В апреле 1961 года неудачный переворот, устроенный армией, ознаменовал последнее выступление алжирских поселенцев против того, что де Голль понимал как свою историческую задачу: разъединение. Он снова выступил по телевидению, чтобы осудить беззаконные действия в Алжире:

Теперь государство попирается, нации брошен вызов, наша мощь деградирует, наш международный престиж падает, наша роль и место в Африке поставлены под угрозу. И кем? Увы! Увы! Людьми, чей долг, честь и смысл существования заключался в служении и повиновении.

Путч провалился, но оппозиционные настроения не исчезли. 22 августа 1962 года де Голль и его жена Ивонна удивительным образом избежали смерти от пулеметного огня убийц из Секретной вооруженной организации (OAS) в парижском пригороде Пти-Кламарт. (Как и в случае со снайперским огнем во время мессы в соборе Нотр-Дам 26 августа 1944 года, де Голль отказался уворачиваться). Другим повезло меньше: за два года в результате бомбардировок и заказных убийств ОАГ было убито около 2 000 французских граждан.

В августе 1961 года - через три года своего президентства - де Голль начал процесс подготовки французского народа к окончательному исходу. Он начал выводить войска из Алжира, обосновывая это тем, что они необходимы для обороны Европы. Для французских колонистов подчинение безопасности того, что юридически являлось провинцией Франции, европейской обороне означало удар по их самооценке и революционное изменение приоритетов Франции. Французская общественность могла быть истощена колониальными войнами, но сами колонисты, и прежде всего армия, несли основную тяжесть жертв и чувствовали себя глубоко обманутыми.

Эндшпиль наступил в форме Эвианских соглашений, тайно согласованных между министрами де Голля и представителями НФО в начале 1962 года. Этот документ на девяноста трех страницах создал независимое государство, сохранив при этом французские стратегические права на его территории, включая доступ к военным объектам и преференциальный режим для энергетических компаний. Из трех вариантов, которые де Голль рассматривал ранее, этот был "сецессией лайт". Де Голль объявил апрельский референдум по пакту в метрополии. Он набрал более 90 процентов голосов - подавляющая поддержка, которая была подкреплена недовольством населения террористическими атаками остатков ОАГ, стремящихся сорвать соглашение. Последующее голосование в самом Алжире 1 июля одобрило Эвианские соглашения с 99,72% поддержки. Два дня спустя Франция признала новое государство. Однако обещанные права на полезные ископаемые не были реализованы, и Франция проведет свое последнее ядерное испытание в алжирской пустыне четыре года спустя, в 1966 году.

Де Голль превратил Алжирскую Францию из самоочевидного факта середины 1950-х годов в экстремистский лозунг, который пять лет спустя произносили в основном "пьедс-нуар". Но к тому времени широкомасштабные интеграционистские силы, которые в 1958 году помогли де Голлю занять пост президента, были сведены к периферийному террористическому движению. 800 000 французских колонистов были изгнаны из Алжира новым режимом - сочетавшим в себе аспекты исламизма, социализма и арабского национализма - или брошены на произвол судьбы вскоре после подписания мирных соглашений. Опасаясь насилия, 150 000 из оставшихся 200 000 человек решили эмигрировать к 1970 году. Что касается алжирских мусульман, сохранивших верность Франции - харкисов, то уход из страны оставил их беззащитными перед репрессиями со стороны НФО, который считал их предателями. Около 40 000 смогли бежать во Францию, но десятки тысяч остались в Алжире и были уничтожены.

Де Голль рассматривал свой поступок как патриотическое служение делу восстановления национального самоуважения Франции и ее голоса в международных делах. Отсоединение Алжира позволило получить больше ресурсов для экономического развития и военной модернизации Франции. Приступив к этому процессу, он проявил ту же непримиримость, которая двигала его вперед с момента прибытия в Лондон в 1940 году.

Де Голль так и не ответил на несколько предложений проявить сострадание к французским поселенцам, бежавшим от того, что они считали своей родиной; также нет никаких записей о том, что он когда-либо обсуждал влияние своей алжирской политики на себя. Хотя он иногда выражал эмоции на публике - например, в речах в Байе и Париже в июне и августе 1944 года - де Голль придерживался практики никогда не позволять личным чувствам преобладать над чувством долга или требованиями исторического процесса, как он это видел. По его мнению, Алжир стал для Франции "сливом", изолировав ее среди союзников и предоставив Советскому Союзу и другим радикальным силам неотразимую возможность для вмешательства. Ампутация Алжира спасла жизнеспособность Пятой республики; это была цена, которую Франция должна была заплатить за возможность проводить собственную независимую внешнюю политику и реализовать видение де Голля о своей роли в формирующемся мировом порядке. Вряд ли он преувеличивал, когда в 1959 году, когда его политика в Алжире разворачивалась, он в частном порядке назвал ее "возможно... самой большой услугой, которую я окажу Франции". Де Голль бросил вызов истории, чтобы направить ее в другое русло.

 

Германия как ключ к политике Франции: Де Голль и Аденауэр

14 сентября 1958 года, через три месяца после вступления в должность премьер-министра, де Голль сделал важный шаг в продвижении политики примирения с Германией, начатой его предшественниками по Четвертой республике. Со времен Тридцатилетней войны каждая страна считала другую своим наследственным врагом. Только в двадцатом веке Франция и Германия сражались друг с другом в двух мировых войнах.

Следуя этой традиции, де Голль во время своего визита в Москву в 1944 году выступил за то, чтобы побежденная Германия была разделена на составляющие ее государства, а Рейнская область стала частью экономических владений Франции. Аналогичный план он представил своим европейским союзникам в 1945 году.

Но в 1958 году, вернувшись из изгнания, де Голль повернул вспять политику веков, начав франко-германское партнерство. Чтобы высвободить силы для более масштабных задач и создать блок, который мог бы привести к европейской автономии, де Голль пригласил канцлера Германии Конрада Аденауэра на ночлег в la Boisserie в Коломбей-ле-Де-Эглиз. Ни один другой лидер, ни иностранный, ни отечественный, никогда не получал подобного приглашения; когда посол Франции в Великобритании Жан Шовель предложил параллельный визит для премьер-министра Гарольда Макмиллана, де Голль дерзко сообщил