День рождения монстра - Сергей Герасимов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он подумал о том, что будет делать дальше. Вначале поставят памятники и почтят погибших. Потом – потом, может быть возникнет новый монстр, но уже ясно будет как его победить. Не стоит думать о том, что будет потом. Главное – завтра.
Он достал фотографию своей единственной любимой женщины и сфокусировал ее в воздухе у изголовья ложа. Фотография была из тех, которые называют «живыми», она фокусировалась в пространстве, двигалась, говорила и даже могла выполнять простые просьбы. Умела и отвечать на вопросы, но иногда говорила невпопад.
Отвечала так, чтобы наблюдающему было приятно. Неплохое изобретение: помнится, дорого стоила.
Эта женщина покончила с собой, когда он уехал на материк. То, что произошло, называется смешным словом – недоразумение. Недостаток рузума? Или недостаток умения?
– Ты любила меня? – спросил он изображение.
– Нет.
– Что? – удивился Хост.
Фотография была устроена так, что не умела говорить слово «нет».
– Нет, – снова сказала фотография.
– Ты просто испортилась! Они подсунули мне негодную пластинку!
– Нет.
– Не говори так. Я всегда помнил тебя. Что бы ни случилось, мы всегда те же. Я верю, что ты там, по ту сторону смерти – там, где мы встретимся снова. Не скоро, но когда нибудь. Ты ведь была в моей жизни!
– Нет, – сказала фотография, на этот раз совсем тихо и стала меркнуть.
Хост подумал о том, что он сильно изменился – никогда не угадаешь, кем ты станешь – только после того, как уже стал. Четыре последних «нет», произнесенных фотографией, взволновали его не очень сильно. Фото окончательно испортилось, – подумал он и высветил все инструкции. Оказалось, что прибор сработан очень надежно и может испортиться только от нагрева до 440 градусов, пребывания в активных кислотах и очень больших доз радиации. Гирлянды цветов на дверях тоже опали и осыпались. Он сонно размышлял о том, что бы это могло значить. Проклятые аборигены принесли дохлые цветы.
Этим утром он проснулся рано и прислушивался к пению птиц. СМ обязательно придет. В последние недели Хост стал замечать у себя удивительные способности: он умел видеть в темноте и сквозь препятствия, мог угадывать мысли людей и передавать приказы без слов. Он заметил, что у каждого есть поле и поля так же легко различимы, как лица. Сейчас он мог ощущать присутствие или отсутствие человека поблизости. Он умел заставить подчиниться. Он чувствовал мысли, настороения и планы других существ. Сейчас он знал, что монстр приближается.
Нужно будет поставить клетку на холме – так, чтобы те все видели. Пускай посмотрят в последний раз. Я обещал и я выполню обещание. А Мастер и женщина? – они тоже могут смотреть. Пусть только смотрят. Пусть они увидят. Мне не нужны помощники. Это не по их силам. Каждый человек для чего-то рожден – почему бы и нет? Я рожден для этого. Я сделаю это сам. Только сам. Это моя война. Мастер и женщина… Он вдруг умилился так, что захотелось плакать. Он не плакал уже столько столетий – ведь каждый день его страшной жизни равнялся столетию. Ему приходилось держать слезы в себе. Океаны слез. Столько горя, зла и смертей. Кому из живущих и живших приходилось выдержать столько же? Он умилился при мысли о Мастере и женщине, имя которой он забыл. Они будут стоять на холме и смотреть на битву. Битва будет кровавой. Он один вступится за всех – и победит или погибнет. Нет большей чести и счастья, чем погибнуть за людей.
Потом он позволит им любить друг друга. У них будут дети, много детей. Первого они назовут Хостом – в честь освободителя родины. Теплыми мирными вечерами они будут рассказывать детям о событиях, свидетелями которых им посчастливилось стать – о долгом походе и о последней победной битве, которую они наблюдали с холма – всю, от начала и до конца. И мой светлый образ… Впрочем, не только в их сердцах… В сердцах всех и каждого. Где они?..
Он попробовал понять, где сейчас находятся Мастер и женщина, но не почувствовал их полей. Этих людей не было поблизости. Но ведь он приказал им быть готовыми. Он встал и прошел мимо спящих. Все то же самое, что и вчера.
Клетка под дубом. Обреченный человек спит. Он слишком много мешал мне, он виновен. Все на местах и каждый готов подчиниться мне. Лишь нет этих двоих.
Они не могли сбежать накануне решающего боя, они просто не могли. Все то же, что и вчера.
Все, кроме этой поляны.
Среди густой травы, совершенно пустой и шелковистой вчера, сейчас росли цветы – голубые и желтые. Цветы никогда не распускаются так рано утром. Это не обычные цветы полей или леса – это не настоящие цветы. Цветы расли вперемешку, в шахматном порядке – голубой-желтый, голубой-желтый. Каждый цветок имел мясистый стебель и еще более мясистые листья. Так всегда поступают влюбленные оборотни – только очень влюбленные и только очень любимые. Они превращаются в цветы и цветы всегда двух светлых оттенков.
Это были они. Мастер все же выполнил обещание – он разгадал код и женщина отдала себя ему. Он, должно быть, очень счастлив сейчас. Еще бы, такая женщина. У меня и обыкновенной нет. Надо быть сильным, особенно сегодня. В последнюю ночь они занимались тем, что любили друг друга; они не думали о битве, о долге, о великой миссии, о том, что кто-то пойдет ради них и их детей на смерть. Они просто занимались любовью и, устав, превратились в поляну цветов.
Так обычно и делают влюбленные.
На поляне, среды высокой травы растут голубые и желтые цветы. Цветы очень красивы. Они растут вперемешку. Хост позвал двоих помощников и приказал принести канистру с горючим. Когда горючее разлили по поляне, цветы стали сьеживаться. Но ведь оборотень не может изменить свою внешность быстро.
Слишком поздно, голубки, слишком поздно. Я должен быть сильным.
Он сорвал голубой цветок и из стебля закапала красная жидкость, похожая на кровь. Даже с запахом крови. Хост вдохнул этот запах и ощутил легкое кружение головы.
Когда поляна запылыла и цветы начали корчиться будто змеи, он отвернулся и ушел готовиться к бою. Я должен быть сильным, – подумал он.
– Где он? – спросил Хост.
– Он уже в деревне.
Впрочем, Хост и так знал это.
Монстр лежал среди догорающей деревни, вытянув длинную шею. На его глазах запеклась кровь. Он очень уменьшился в размерах за последнюю ночь. Если учесть то, что со времени нападения на город он сделался вдвое меньше, то сейчас он был совсем маленьким монстриком. Совсем маленьким и бессильным. Глаза были единственной его системой, не поддающейся восстановлению. Но он не верил, что может погибнуть. Он не верил, что враждебный мир сможет уничтожить его, свое лучшее и могущественнейшее порождение. Пускай нет глаз, нет сил, нет жизни, но есть моугчее зло, пульсирующее в каждой мысли, в каждой клетке. И, даже если клетка погибнет, зло останется. Ведь оно не может исчезнуть – все сохранается – энергия, информация, смысл, добро и зло. Все сохранаяется и лишь меняет свои формы. Гибнущий сегодня сгусток зла завтра возродится в новом теле.