Три рэкетира - Ярослав Зуев

Глянув на Женю, способного противопоставить обидчикам врожденную куриную грудь, зрение минус шесть диоптрий и, конечно же, свой огромный нос, Виктор отчего-то решил, что не даст парня в обиду. Почему – он сам не знал. Что-то в нем проснулось от Вити Ледового образца 1962 года. Проснулось, и вся замечательная схема обучения «любви к Родине», отработанная и опробованная неоднократно, пошла прахом. Виктор защитил Женю от таких унижений, о каких тому и читать не приходилось. Он был еще и читателем, этот тощий и хилый еврей. Только ни Конан Дойл, ни Роберт Льюис Стивенсон, и даже никто из их героев в стройбате не служили и посоветовать Жене ничего не могли.

Женя подарил Виктору нечто большее – дружбу. С этим у Вити давно было туго. Женя Каминский был великолепным рассказчиком, читал на гражданке действительно много. И поговорить с ним можно было не только о ногах вольнонаемной буфетчицы Люси, или об отвратительном минтае, выдаваемом регулярно к обеду. Женя обладал значительно более редким качеством, – он умел слушать. Именно благодаря общению с Женей Виктор Ледовой задумался о том, что пора бы выбираться из гиблой колеи, в которую он свернул после смерти отца почти шесть лет назад.

– Бились тут насмерть, бились с черными, а еще и дом построили. А, Жека? Чего скажешь? – они сидели в тенечке практически готовой пятиэтажки на берегу здоровенной лужи цементного раствора. Воткнутые неподалеку лопаты напоминали загнанные в землю штыки – конец войне. Обеденное солнце припекало неимоверно. Желудок переваривал борщ из полевой кухни, а служить Виктору оставалось – пару месяцев всего.

– А, Жека? – он весело толкнул друга в плечо. – Ты чего нос повесил?

– Да вот, думаю, что со мной будет, когда ты демобилизуешься?…

Услышав это, Виктор помрачнел.

Он вернулся домой почти на отцовскую годовщину. Нашел мать здорово постаревшей. А еще обнаружил, что никто, в общем-то, его эти годы не ждал. Ни люди, ни время. Многие одноклассники успели окончить институты и сжимая в руках синие, а то и красные дипломы, радостными толпами молодых специалистов влились в народное хозяйство. Виктору вливаться, по большому счету было некуда. Кое-кто женился. Некоторые уже и детей нянчили. Короче, у каждого была своя жизнь, в которую Виктор никак не вписывался. Он бесцельно бродил по улицам, чувствуя себя персонажем из «Отверженных» Виктора Гюго, и радость возвращения домой сменялась в душе тихой яростью. Весь опыт, приобретенный им на «малолетке», в зоне и строительном батальоне, все то, что позволило выжить и выстоять, оказалось абсолютно бесполезным дома. Более того, оно еще и тянуло на дно, как наполнившиеся водой кирзовые сапоги.

Эх, если бы Жека был рядом… – Но Жеки рядом не было.

* * *

В самом начале 1970-го года Виктор Ледовой сел за «вооруженное нападение с целью угона транспортного средства». Водитель машины от полученных травм скончался в больнице скорой помощи. Виктор получил девять лет колонии усиленного режима и отправился в Воркуту.

Бурное празднование тридцатилетия Великой Победы, ознаменовавшееся вручением главному стратегу минувшей войны Леониду Ильичу Брежневу ордена «Победа» и бриллиантовых звезд маршала Советского Союза Ледовой встретил за решеткой. Американские войска выкатились из Вьетнама. В 75-м советские космонавты пристыковали наш «Союз» к их «Аполлону»[22]и немного полетали по орбите, сцепившись головами. Многоголосый хор газет подхватил фразу «разрядка международной напряженности». Виктор продолжал сидеть. Амнистия, приуроченная к торжествам по случаю шестидесятой годовщины Октябрьского переворота, его тоже не зацепила. Задниц он никому не лизал, ссучиваться не собирался и пользовался большим авторитетом среди зэков, выбрав для себя в качестве жизненного кредо формулу: Не бойся, не проси, не плачь. Отбыв срок от звонка до звонка, Виктор Ледовой в плацкартном вагоне отправился в Киев.

Это было время, когда Леонид Брежнев пытался обуздать стратегические вооружения за одним столом со своим американским коллегой Джимми Картером, всенародно любимая Алла Пугачева распевала «Арлекина», а за обладание пластинкой (в народе – плитой) с альбомом «Бони-М» «Полет на Венеру» 1978-го года запросто могли и прибить.

Киев встретил Ледового чудовищной фигурой Матери-Родины (чтоб американцы со своей статуей Свободы расслабились),[23]Московским мостом через Днепр, протянувшимся от новостроек Оболони на девственный левый берег, куда раньше, по представлениям Ледового, и Макар телят не гонял. В кинотеатрах столицы советской Украины шли американские «Каскадеры», французский «Частный детектив» с блистательным Бельмондо и наш, ставший культовым, «В зоне особого внимания».[24]Ледовой смотрел во все глаза и не узнавал родной город, чувствуя себя космонавтом, прибывшим из экспедиции к Проксиме-Центавра.

Мать совсем постарела. «Как будто бы сидела вместо меня», – подумалось Ледовому. Кроме нее, в Киеве Виктора никто не ждал. Первую ночь в своей постели Виктор Ледовой почти не спал.

Утром поднялся рано, побрился, посмотрел в зеркало на мрачного вида мужчину, явно старше своих тридцати двух лет. Стрижка ежиком пересыпана сединой. Сизый шрам через лицо. Тяжелая челюсть. Недобрые, глубоко сидящие глаза.

«Ну и рожа, Витя. Такой – непослушных детей пугать. Хотя нет. Жестоко. Такой рожей только гранит долбать в карьере. Ох ирожа».

Громко хмыкнув, Ледовой направился на кухню, где мать уже поджаривала яичницу с колбасой.

Через полчаса Виктор вышел из парадного и по искрящемуся январскому снегу зашагал в сторону Берковецкого кладбища. Благо – от Нивок недалеко. Хотя он думал, что этот путь прошел бы пешком из любой точки земного шара.

Он отыскал могилу отца, не с первого раза, разгреб руками сугробы, радуясь морозу, обжигающему руки. Струсил снег с памятника и с тоской посмотрел в лицо отца, выгравированное по черному мрамору. Обтер ладонями и его, и надписи под портретом.

ИВАН АЛЕКСЕЕВИЧ ЛЕДОВОЙ

1926-1962

Трагически погиб

– Батя? – позвал Виктор, и пару ворон, раздраженно каркая, поднялись с заснеженных веток в ослепительно голубое небо.

«Ну, вот мы и ровесники почти, батя».