Игра нипочем - Феликс Разумовский

– Ну вот и умница, вот и молодец, – похвалилПесцов крысу. И с чувством, нисколько не юродствуя, завернул в фольгу. –Сослужила службу, родная. Уж ты извини…

Затем поставил в холодильник яд, вымыл в ванной стену и поли покатил на «Мерседесе» к морю. Там, на намытом берегу залива, расположилсяпарк Ленина. Плохонький, одичавший, но со всеми приличествующими аксессуарами:памятником вождю, Пионерским прудом и аллеей Коммунаров. В десятке шагов отэтой аллеи сплошным куполом поднимались заросли густого шиповника, донельзяплотные и колючие. Здесь Песцов присел на корточки, выкопал садовой лопаткойямку и предал земле покойную крысу. Это была его личная традиция, важный, какон всерьёз полагал, компонент будущего успеха. Во всяком случае, назад Песцовшёл тихий и умиротворённый, настраиваясь на результат.

Прочие реалии не радовали.

Надежда Константиновна не преминула, напомнила в который ужераз: «Ты, голубь, так и знай, о стрельбе сразу забудь. О всяких тамноктовизорах – тоже. Фонарик светить, может, и будет… примерно как гнилушкалесная. Так что, касатик, колюще-режущее…»

Вот такая нынче ведьма пошла. Технически подкованная. Даромли двадцать первый век на дворе.

«Ладно, колюще-режущее так колюще-режущее…» Въехав натерриторию гаражей, Песцов миновал вахту и мойку, повернул налево и остановилсяу бокса под номером семь. Открыл замки, распахнул ворота, включил свет… Гаражбыл бетонный, просторный, а главное, с вместительной ямой-кессоном под доскамипола. Картошки можно заложить хоть самосвал. Только Песцов, ежу понятно, тамдержал отнюдь не картошку.

Надев перчатки, он первым делом приступил к ревизииарбалетов. Коллекция у него имелась богатая… Один с двадцати метров пробивалтрёхмиллиметровый стальной лист, то есть мог прошить не только борт «Жигуля».Другой отличался скорострельностью, позволяя всадить за минуту десяток стрел вмишень с открытку величиной. Песцов задумчиво погладил «девастатор», взвесил наруке «сафари-магнум», «профессионал»…

«Нет, – решил он, – возьмём, пожалуй, вот это».

«Вот это» – был штучный, сделанный на заказ экземпляр. Всё вэтой машине соответствовало последнему слову техники: композитные дуги, прицел,предохранитель, надёжнейший спуск. А уж болты…[84]Восьмидесятиграммовые, со спиральным остриём, бритвенно-острые. Причёмсделанные из особого сплава, почти мгновенно корродирующего в солёном растворе.Сиречь в крови.

Метательное оружие составляло личную инициативу Песцова.Будем надеяться, ненаказуемую. Выбрав арбалет, он занялся оружием рекомендованным,колюще-режущим: выбрал титановую, на манер малой сапёрной, лопатку с волновойзаточкой, клинок вроде мачете, с незаметными глазу алмазно-прочными зубчикамина лезвии и «летающий» – ох, ностальгия! – спецназовский нож, таивший всебе могучую пружину. Остальные сборы были рутиной. Одежда, обувь, ещё кое-чтопо мелочи… У него оставалось часов пять на то, чтобы поспать перед трудовойночью, и он не собирался терять ни минуты.

Жара пришла в столицу решительно и бесповоротно. Кремлёвскиезвёзды в вышине истекали рубиновым свечением, «дышал» под ногами асфальт, народстоически прел в кроссовках и «варёных» заокеанских штанах. Воздух был тяжёл,плотен и наполнен бензиновым угаром, чувствовалось, что дело кончится грозой, нокогда – один Бог знает.

В Москве есть улицы, есть проспекты и переулки и есть шоссе.Одно из них называется – шоссе Энтузиастов. Как вы думаете, любезный читатель,почему? Что представляется вам при слове «энтузиасты»? Правильно, тайга,гитара, палатки, новое месторождение, Байкало-Амурская магистраль… А вот инеправильно! Указанное шоссе есть не что иное, как переименованный Владимирскийтракт. Энтузиасты же – в данном случае революционеры, которых жестокий царизмгнал на каторгу в кандалах…

Правда, стройная девушка, что весело топала по городскомушоссе, подходила скорее под первое, более привычное определение энтузиаста. Онатолько что сдала первый госэкзамен – научный коммунизм – и чувствовала себя безпяти минут молодым специалистом. Который совсем скоро отправится пораспределению куда-нибудь далеко. Туда, где кончается асфальт и начинаетсянастоящая жизнь…

Оксана миновала бульвар и свернула туда, где у магазина«Мясо-рыба» рядком стояли автоматы с газированной водой. Газировкаприсутствовала четырёх сортов: просто с углекислым газом и облагороженнаясиропами – яблочным, грушевым и аскорбиново-лимонным. Стаканы, правда, давнорастащили местные алкоголики, но Оксану и это не напугало. Она без колебанийсполоснула руки в мойке для стаканов, бросила в прорезь три копейки и, быстросложив ладони лодочкой, подставила их под струю прохладной шипучки. Есть вжизни счастье!

Тучная мороженщица, сама какая-то полурастаявшая от жары,так не считала.

– Нету сахарных, вышли все, – почти с радостьюответила она Оксане. – Остались только пломбирные полуторта и трубочки подвадцать восемь копеек. Брать будете?

– Давайте черносмородиновую, – кивнула Оксана иначала отсчитывать на ладони мелочь…

И тут где-то за бульваром заревела сирена пожарной машины.

– Ну вот опять, оглашенные, – взяла монетымороженщица, не глядя открыла крышку, достала, выпустив белое облачко,увесистый замёрзший цилиндр. – Всё ездют и ездют, надоели уже. Не напожар. Не иначе как за водкой. Нате. Берите.

Оксана взяла мороженое и отправилась искать скамейку,желательно в тени, потому как есть на ходу – значит себя не уважать. Так ейбабушка говорила. А вой сирены всё приближался, и, выйдя на тротуар, Оксанаувидела голосившую машину – та красной молнией летела к перекрёстку. Наверное,действительно на пожар…

Что конкретно случилось на перекрёстке, Оксана сразу непоняла. Она просто увидела, как большой фургон тронулся по зелёному свету иплавно, точно в замедленном кино, выехал прямо под завывающий сиреной пожарныйавтомобиль.

Сирена закричала так, как кричали, говорят, под бомбамираненые паровозы, захрипела и смолкла. Красная машина перевернулась, страшнопроскрежетала по мостовой и замерла, из её чрева, словно выпущенныевнутренности, потянулись шланги, шланги, шланги… Шумно проснулся гейзер подрасплющенным капотом фургона, воздух пронзили крики, стоны, всхлипы, матернаяругань…

…Народ у нас, кто бы что там ни говорил, в массе отзывчивыйи дружный, особенно если беда. Кто-то со всех ног кинулся к телефонной будке (омобильниках в те годы мы и не слыхали), кто-то выскочил с огнетушителем, кто-тобросился вытаскивать из покорёженных кабин пожарных и водителя грузовика… Всёже в тот день ангелы-хранители пребывали на высоте: пострадавших выпутывали изобломков – бесчувственных, окровавленных, контуженных, с разбитыми лицами, ноживых.