Проповедник - Камилла Лэкберг

— Ну, что ты об этом думаешь? — спросил Патрик с заметным раздражением.

— Не знаю, что хуже в нашей ситуации: у нас есть убийца, который убил по меньшей мере трех девушек в течение двадцати с лишним лет, и мы не имеем ни малейшего понятия о том, кто это сделал. А может, тогда это действительно был Йоханнес Хульт, который замучил и убил Сив и Мону, а сейчас появился кто-то новый, который его копирует. Если мы принимаем второй вариант, то, наверное, нам следует связаться с тюрьмами и посмотреть данные об осужденных: был ли среди них кто-нибудь, кто сел примерно в то время, когда пропали Сив и Мона, и вышел на свободу недавно, примерно в то время, когда была убита немецкая девушка. Это могло бы что-то объяснить, — размышлял вслух Ёста, а Патрик с интересом поглядывал на него. Старик совсем не дурак, голова у него работает.

— Я думаю, особых сложностей тут не возникнет. У нас в Швеции совсем немного таких, кто отсидел двадцать лет. Ты этим займешься, когда мы вернемся в участок?

Ёста кивнул и оставшуюся часть пути сидел молча, глядя в окно. Дорога к сторожке лесника становилась все хуже и хуже. Но все же напрямую, по проселку, они добрались от дома Габриэля и Лаине до маленького домика Сольвейг и ее сыновей гораздо быстрее, чем если бы поехали в объезд. Прибыв, они словно очутились на свалке. Останки трех машин в разной стадии разрушения, казалось, простояли здесь вечность, окруженные беспорядочными кучами каких-то деталей и железок непонятной принадлежности. Семейка крысятничала напропалую, и Патрик подозревал, что если тут хорошенько пошарить, то наверняка попадутся вещи, украденные в округе. Но сегодня они приехали не за этим.

Им навстречу из автомобильного сарая вышел Роберт, который возился там с развалюхой. На нем болтался совершенно уделанный комбинезон, когда-то серо-голубого цвета. Руки Роберта были по локоть в масле, а лицо разукрашено мазутными полосами — ни дать ни взять индеец на тропе войны. Вытирая руки куском ветоши, он подошел к ним.

— Ну и какого хрена вам сейчас надо? Если надумали шмонать, то сначала покажите документ по всей форме, а иначе кукиш вам с маслом, а не обыск.

Роберт говорил довольно фамильярно, почти по-свойски. Ничего удивительного: им часто приходилось общаться. Патрик приподнял руки успокаивающим жестом.

— Спокойно, мы не собираемся ничего искать. Поговорить надо — и все.

Роберт глянул на них подозрительно, но потом изволил кивнуть.

— И с твоим братцем тоже поговорить надо. Он дома?

С явной неохотой Роберт кивнул еще раз и заорал, повернувшись к дому:

— Йохан, легавые приперлись! Разговоры разговаривать будут.

— Может, лучше пройдем в дом и поговорим там?

И, не дожидаясь ответа, Патрик пошел к двери, Ёста двинулся следом. Роберту не оставалось ничего другого, кроме как возглавить процессию. Он не стал снимать комбинезон, а тем более мыться — да, пожалуй, это и ни к чему: Патрику уже доводилось совершать набеги на логово братцев, и он знал, что творится в доме. На всем лежал толстый слой грязи. Наверное, когда-то давно, много лет назад, этот маленький домик был очень уютным, но никто ни о чем не заботился, и сейчас он выглядел так, словно вот-вот развалится.

Обои мрачного коричневого цвета, отставшие по краям, в потеках и заляпанные, делали комнаты еще темнее и теснее. Кроме того, казалось, что их с самого начала клеили на стены в страшной спешке и поэтому очень криво.

Патрик и Ёста кивнули Сольвейг, которая сидела за кухонным столом, полностью занятая своим альбомом. Темные волосы нечесаными прядями падали на лицо, и, когда она нервным жестом отбросила их, ее пальцы тут же заблестели от жира. За едва живым кухонным столом Патрик непроизвольно вытер руки о шорты и потом опасливо сел на стул. Из смежной комнаты с весьма неприветливым выражением лица появился Йохан и сел рядом с братом на кухонный диван. Патрик поглядел на всю семейку и отметил фамильное сходство. Сольвейг передала часть своей давно ушедшей красоты сыновьям. Патрик слышал, что Йоханнес был видный мужчина, и коль скоро сыновья пошли в него, смотрелись они, в общем-то, неплохо. Но чувствовалось в них что-то скользкое, вызывавшее не самые приятные ощущения.

Слово «хамство» все-таки не совсем точно характеризовало обоих братьев. Если внешность может быть хамской, то это скорее подходило Роберту. Йохана Патрик считал не столь безнадежным. Им много раз доводилось встречаться прежде, и Патрику казалось, что младший из братьев не такой закоренело пропащий, как Роберт. Иногда ему казалось, что он видит в Йохане раздвоенность, может быть, даже недовольство выбором в жизни. Но Йохан послушно следовал в кильватере Роберта. Патрик очень сожалел, что Роберт имеет такое влияние на Йохана, в противном случае тот, скорее всего, жил бы совсем другой жизнью. Но получилось то, что получилось, и приходилось принимать вещи такими, как они есть.

— Ну и за каким вас сюда принесло? — спросил Йохан не менее грубо, чем его брат.

— Мы бы хотели послушать, чем вы занимались вчера вечером. Сдается мне, вы решили навестить тетю с дядей и немножко побросать камешки.

Братья обменялись заговорщицким взглядом, а потом изобразили на личиках полнейшую невинность.

— Нет, а зачем нам это надо? Мы были здесь, дома, весь вечер. Правда, мама?

Они оба повернулись к Сольвейг, и та молча с готовностью кивнула. Она уже закрыла альбом и внимательно слушала разговор сыновей с полицейскими.

— Да, оба-два были здесь вчера. Мы смотрели телевизор все вместе. Такой приятный семейный вечер.

Сольвейг ничуть не потрудилась скрыть иронию в своем голосе.

— А Йохан и Роберт, они что, никуда не выходили, хотя бы ненадолго? Скажем, около десяти часов?

— Нет, они все время были здесь. Но, как я припоминаю, и правда выходили — по разу в сортир сбегали.

Сольвейг продолжала говорить тем же самым ироничным тоном, и ее отпрыски начали весело хихикать.

— Значит, у этих вчера окошки покоцали? Интересно, кто же это им так подгадил?

Братья перестали хихикать и теперь откровенно ржали. У Патрика тут же возникла ассоциация с Бивисом и Баттхедом.[11]

— Ну, как сказать, досталось фактически только тетке. Габриэль вчера уезжал, так что она оставалась дома одна.

На физиономиях народных мстителей ясно проступило разочарование. Судя по всему, они надеялись попугать обоих и не учли, что Габриэля может не оказаться дома.

— Я слышал, что ты, Сольвейг, вчера тоже нанесла небольшой визит в усадьбу и угрожала ее хозяевам. Тебе есть что сказать по этому поводу?

Вопрос задал Ёста, и трудно было понять, кто удивился больше заговорившему немому: Патрик или братья-разбойники. Сольвейг заржала на редкость вульгарно. «Да, — подумал Патрик, поглядев на братьев, — вот откуда упали яблочки».