Лавандовая лента - Хизер Берч

Вместо этого они совершили налет на местный продовольственный магазин и купили достаточно продуктов, чтобы основать маленькую пекарню. Саре нравилось называть это «бутлегерством». Руководство дома престарелых не хотело видеть скейтбордистов на своей территории, так что их подкармливание вызывало у них такую же реакцию, как если бы кто-то захотел подкармливать медведей, или чаек, или бездомных кошек. Сара была бесстрашна в своих усилиях поощрять молодежь приходить к ней. Руководство дома запугало остальных пациентов, заставив их подчиняться строгим правилам. Но не Сару. Почему она не могла и в другом проявить мужество и отправиться навестить Уильяма?

– Я закончила ремонт спальни на втором этаже. Это ваша прежняя комната. – Эдриэнн выкрасила стены в любимый цвет Сары. – Стены теперь там лавандовые.

– Замечательно, Эдриэнн. Готова поспорить, что дом выглядит бесподобно.

Сара заправила прядь волос за ухо. В апартаментах было жарко из-за раскаленной плиты, и в воздухе витал восхитительный аромат свежей выпечки.

Хотя ее повторный визит был вызван больше чувством вины, чем предвкушением приятного разговора, Эдриэнн получала искреннее удовольствие от общения с Сарой. Поскольку мать Эдриэнн была занята в основном тем, чтобы соблюдать приличия и пытаться заставить дочерей вести себя благопристойно, Эдриэнн не имела возможности вести себя так, как ей хотелось. Сара же, напротив, была совсем другой – она не терпела никаких ограничений, прямо говорила то, что думала, и позволяла остальным быть самими собой.

– Я надеялась, что вы приедете и посмотрите, каким стал ваш дом.

Это была последняя попытка заманить Сару в Бонита-Спрингс. И, что еще важнее, стать поближе к Уильяму.

Сара поставила бутылку экстракта ванили на кухонный стол. Когда она ответила, ее слова были прямыми и искренними:

– Эдриэнн, я много об этом думала. Я не хочу видеть Уильяма. Моя жизнь такая, какую я для себя выбрала. Одно время я любила его, но это чувство уже в прошлом, и я не хочу снова бередить свои раны. Из ваших слов я поняла, что Уильям прожил мирную жизнь – даже несмотря на предательство Грейси. Я причинила ему достаточно боли. И я не хочу причинять еще больше.

Эдриэнн смахнула муку со щеки.

– О’кей, я вас понимаю.

Она продолжила заниматься своим делом – раскладывать на широкой тарелке теплое печенье с шоколадной крошкой. Сара в это время заканчивала убирать ингредиенты.

– Я оставлю этот вопрос… пока.

– Я уже приняла окончательное решение.

– О’кей. А теперь пойдемте поищем каких-нибудь скейтбордистов. – Они взяли в руки тарелки с печеньем. – Но вы не можете винить меня за эту попытку.

Прежде чем выйти на яркое солнце, Эдриэнн заметила, как Сара бросила пристальный взгляд на антикварное бюро в гостиной.

– Сара, все в порядке?

На мгновение какая-то сильная эмоция отразилась в глазах пожилой женщины, но она быстро справилась с собой.

– Да. Да, конечно.

Эдриэнн нахмурилась, заметив, как побледнело лицо Сары, словно этот вопрос напугал ее.

– Вы уверены?

– Все прекрасно, дорогая.

Но Сара старалась не смотреть ей в глаза.

И хотя Сара хорошо умела хранить секреты, Эдриэнн была не менее талантлива в том, чтобы их раскрывать.

– Доброе утро, Попс.

Эдриэнн вошла в дверь и поцеловала Попса в щеку.

Он пальцами дотронулся до того места, куда она его поцеловала, и жестом пригласил ее войти.

– Осторожно, я могу привыкнуть. Я приготовил для вас завтрак.

Сверху послышался голос Уилла. И по телу Эдриэнн пробежала теплая волна.

– Это нечестно, что вы двое отправляете меня на работу.

Положив одну руку на перила, он спускался по лестнице, держа пиджак перекинутым через другую руку. Он выглядел опасно сексуальным. Ух! Кому-то следовало бы включить вентилятор под потолком.

– Доброе утро, Уилл.

Эдриэнн надеялась, что ее голос прозвучал ровно, но почувствовала, что ей это не удалось.

– Оно было бы добрым, если бы я мог забросить работу и отправиться вместе с вами на выставку урожая.

Попс махнул рукой.

– Ерунда. Ты ненавидишь выставки урожая. Всех этих чванливых женщин в широкополых шляпах.

Уилл перевел взгляд на Эдриэнн и подмигнул ей.

Попс продолжал:

– В последний раз, когда мы туда ходили, ты сказал, что если тебе еще раз придется туда пойти, мне лучше застрелить тебя. Это будет менее болезненно.

– Ну, может быть, на сей раз компания мне нравится больше.

– И, может быть, именно поэтому на сей раз я не нуждаюсь в твоем обществе.

Попс взял Эдриэнн под руку и повел ее в кухню.

Она посмотрела на Уилла с таким видом, словно говорила «получил?», приподняла брови и сжала губы, опустив уголки вниз.

Он закатил глаза.

– Вы развлекаетесь, пока я вкалываю на работе.

– Это так, – сказал Попс, прижимая Эдриэнн к себе. – Не простудись от всех этих кондиционеров и не порежь руку бумагами.

Уилл ушел, бормоча себе под нос тираду о несправедливости жизни. Эдриэнн придвинула к себе тарелку с яйцами и тостами, и когда она почти закончила завтракать, Попс подвинул свой стул к ней поближе.

– Перед тем как мы уедем, могу я… поговорить с вами кое о чем?

Эдриэнн вытерла губы клетчатой салфеткой.

– Конечно, Попс.

– Я хочу показать вам что-то.

Его неуверенность проявлялась не только в голосе, но и в том, как он наклонял голову то на один бок, то на другой.

– А в чем дело?

– Ничего особенного.

Он потер морщинистые руки и нахмурился. Потом вышел из комнаты, оставив Эдриэнн размышлять, что могло так его расстроить.

Он вернулся со связкой писем и вытащил нижнее. Эдриэнн сразу же заметила, что оно написано на совсем другой бумаге. Листок был толще, не такой тонкий, на котором Уильям посылал свои письма Грейс по авиапочте. Эдриэнн никогда не видела этого письма.

Попс бережно развернул письмо и передал его Эдриэнн.

Она вопросительно взглянула на него.

Попс кивнул.

– Можете читать вслух.

Когда ее взгляд упал на верхнюю строчку, Эдриэнн глубоко вздохнула. «Дорогой Уильям». Она видела только письма от Уильяма, и ни одного ему.

Он положил ладонь на ее руку, останавливая ее.

– Это единственное письмо Грейс, которое сохранилось. Я потерял все ее письма после высадки в Нормандии, когда во время прыжка исчезли все мои вещи. Когда меня ранили, то перевозили с места на место, и оставшиеся письма тоже пропали. Я вернулся домой с одним только этим письмом, но я никогда не понимал его. Подумал, что вы поможете разобраться.