Ожившая легенда - Юлия Журавлева

— Наш предок создал драконью чуму, — сильному, почти всесильному лорду Вируа нелегко давалось такое признание, но на этот раз он смотрел прямо мне в глаза. — Он был целителем, как и ты, и когда война подошла к границам Мильдара, предложил решение. Но свою семью обезопасил, не знаю, как именно, но мы не заболеем.

Подобная предусмотрительность могла означать лишь одно: тот лорд Вируа, живший триста пятьдесят лет назад, предполагал что зараза может выйти из-под контроля. Это не драконы видоизменили свою болезнь, это люди изначально создали ее именно такой, поражающей все живое.

И не просто люди, конкретный человек…

Я закрыла лицо руками. Насмешка ушедших богов или их неожиданный подарок?

Я сделала вдох-выдох, стараясь выбросить из головы ненужные сантименты. Да, мой предок — создатель чумы. Подумаешь. Родню ведь не выбирают, а предков — тем более. Хотя распространяться о таком во избежание неприятных ситуаций не стоит.

— Ты… давно знаешь? — голос все равно срывался, я взяла бокал и выпила, чуть не подавившись и закашлявшись.

— Да, задолго до твоего рождения об этом мне рассказал мой отец. С тех пор и знаю.

— А кто-нибудь еще? — нет, маме такое лучше не говорить, но Ян…

— Твой брат пока не в курсе, — разумеется, когда-нибудь ему расскажут, наследник должен знать об истории своего рода. — Но тебе ведь нужны подробности?

— Нужны, конечно! Очень нужны! — тут не до сомнений, мне нужно узнать все. Да и отцу, наверное, давно хочется разделить такую ношу с кем-нибудь еще.

— Тогда идем. Покажу все, что осталось от его работ и записей. Там немного, большинство он сжег сам, когда понял, что натворил, часть реквизировала корона. Но кое-что он припрятал, и потомки нашли его дневники и наработки.

Отец накинул пиджак, а заодно достал один из своих пиджаков из небольшого гардероба и протянул мне.

— Будет холодно, надень.

Я влезла в длинные рукава, которые для удобства сразу закатала, и пошла вслед за отцом сначала в коридор, затем в небольшую комнату-подсобку, укромную и незаметную. Видимо, дом я знала плохо, раз запамятовала об этой комнатушке. А может на ней стоит отвод глаз, так что сразу и не отыщешь, если точно не знать, где находится дверь. Там среди всякого хлама разместился старый шкаф, набитый каким-то барахлом. Отец распахнул дверцы, раздвинул старую одежду, от которой полетела не только пыль, но и моль, и, согнувшись, прошел внутрь. Я, разогнав моль, нырнула за ним, через силу вдохнув противный застоявшийся воздух. Кашлять захотелось сильнее. Света не было вообще, кромешная тьма давила в узком проходе, где стоило слегка развести руки, и уже касаешься стен. Отец так и подавно чиркал о неровную кладку плечами. Но защита от магии не позволяла зажечь даже банального светляка, не говоря про нормальный свет. Отец лишь хмыкнул, когда я попыталась применить магию.

В конце небольшого темного хода мы остановились.

— Здесь дверь, замок реагирует только на нашу кровь, никто другой не пройдет, — прокомментировал отец паузу.

А потом я услышала характерный щелчок, путь был открыт.

Только темнота по-прежнему мешала и защита от магии все также не позволяла создать хотя бы каплю света. Зато я едва ли не впервые увидела, как кремнием добывают огонь.

Пару раз выбив искры, отец зажег факел, а от него еще три — по одному на каждой стене. Маленькая комната, чуть больше кладовки, из которой мы пришли. Примечательно, что факелы самые обычные, не магические, пусть и чадили, но не задымляли помещение. Могу поклясться, что где-то под потолком спряталась вытяжка, не позволяющая нам задохнуться от дыма. Точно спряталась! Не может быть лаборатория без вытяжки, а назначение помещения угадывалось, стоило только немного осмотреться.

Стол, на нем несколько перегонных аппаратов, дикое старье, которое сохранилось только в музейной части Академии. И у нас дома, как выяснилось. Рядом счеты, набор пробирок, колб, кубов. Стул, рассохшийся так, что на него не то что сесть — отодвинуть страшно. Открытый шкаф, в котором какие-то реагенты, спрессовавшиеся от времени, или напротив — превратившиеся в труху. Бумаги, тоже ветхие, рассыпающиеся под пальцами. Пыли нет, явно защитный артефакт не только от магии, но и от грязи. Только от старости, которой подвержено все, включая вещи, ни один артефакт не спасет. Если записи и остались, то сможем ли мы их разобрать? Бумаг много, я осторожно перебрала верхние — рецепты, но ни слова о чуме.

Отец молча стоял у стены, не мешая знакомиться с тем, что осталось… от кого?

— Как его звали?

— Итан. Итан Вируа, — отец вздохнул и внимательно посмотрел на меня, будто что-то решая.

Но мы уже здесь, куда ему отступать из крохотной лаборатории давно умершего ученого? Язык не поворачивался назвать его «целителем». Разве мог целитель создать такое? Убить стольких людей? Всех подряд, без разбора, без шанса.

— Не суди его слишком строго, — попросил папа. — Поверь, это было сложное решение, которое нелегко ему далось. Он создавал оружие, способное помочь его родине в критической ситуации. Впрочем… читай, сама поймешь.

Он подошел к стене между столом и шкафом, нагнулся и принялся вытаскивать камень из кладки. Первый поддался плохо, отец долго не мог найти зазор и подцепить его пальцами, зато последующие выпали только так. В стене обнаружилась маленькая ниша, а в ней ящик, от которого буквально фонило магией, пробивавшейся и сковь защиту. Магией и мехами. Шестеренка на крышке служила не украшением, а опознавательным знаком, этакая печать мастера.

— Там его дневник и исследования. Есть и записи про лекарство, я не все понял, но оно существовало. Просто не потребовалось — болезнь не распространяется при температуре ниже нуля, ее создавали для жаркой Миасской империи, в которой не замерзает вода и не выпадает снег. Он это предусмотрел. Специально, как последний рубеж.

Хотел минимизировать количество больных? Посмотрим. Почитаем.

Я взяла ящик или, скорее, большую шкатулку. Двоякое чувство: с одной стороны — надежда, с другой — темное прошлое моей славной семьи. У всех есть свои скелеты в шкафах, а в нашем шкафу завалялось полноценное чучело дракона.

— Идем? — отец смотрел, как я на вытянутых руках держу ящик, будто именно в нем живет чума, готовая вырваться, только крышку откинь. — Только помни, что бумаги не должны попасть в чужие руки. И когда закончишь с ними — вернешь на место.

— Не маленькая, сама догадалась, — от шкатулки я бы не отказалась ни в жизнь. Запрети отец ее выносить — сидела бы день и ночь, пока не изучила все досконально. Но дома, как говорится, и стены помогают.

Я на прощание обвела взглядом комнату, почти келью. Интересно, почему здесь? Не верю, что в таком помещении можно создать нечто столь серьезное. Или можно? Дело не в помещении, не в оборудовании, какое в те далекие времена было оборудование? Наверное человек способен творить в любых условиях. Вот он и натворил… Триста пятьдесят лет разгребаем.