Танцующий в огне - Виктор Келлехер

Айвен вдруг почувствовал, что всеобщее внимание переключилось на него, и под их взглядами его щеки стали пунцовыми.

– Он еще не заслужил имени, – пояснил Харно.

– Так ему еще только предстоит попробовать свои силы в охоте?

– Нет, он уже пробовал, и выяснилось, что ему их не хватает.

– Ты хочешь сказать, что он дена тарун? – спросил Анчарн и отодвинулся, будто боясь заразы. – Человек без храбрости?

Никто не ответил – у самого Айвена вообще отнялся язык от стыда, – и тогда Льена ответила за него, как прежде вступилась за Джози.

– Он заблудился, – мягко сказала она. – Как ребенок, который еще только ждет, когда проявится его призвание. И пока земной дух выбирает для него путь, мы, клан птицы, являемся его защитниками.

Старая шаманка из клана выдры подошла к Айвену и заглянула ему в глаза.

– Да, это так, как ты говоришь, – кивнула она. – В его глазах я пока никого не вижу. Он пустой. Существо без духа.

– Джали? – спросил Талу и тоже отодвинулся – теперь уже вся толпа понемногу отступила. – Я слышал о таких существах, но никогда прежде не видел их. Он таким останется на всю жизнь?

– Это решать духу птицы, – ответила Льена. Разговор мог бы на этом и закончиться, если бы Талу вдруг не наклонился и не чиркнул ножом по щеке Айвена. В этом жесте не было ничего особо агрессивного. Талу просто заинтересовался этим непонятным для него существом и хотел посмотреть, пойдет ли у него кровь. Ведь лунная женщина ничего не имела против легкого пореза.

Но для Айвена это стало последней каплей. Хотя возражать было бесполезно – слишком многое скрывалось против него. Да и возмущаться не имело смысла. Даже если бы он захотел дать сдачи, он бы все равно не справился с мускулистым широкоплечим Талу. Так что Льена оказалась во всем права: ему как существу, не имеющему человеческой души, совершенно не место среди кланов. И от этого никуда не деться. Ощутив полное поражение, он опустился на землю, утирая горькие слезы унижения.

– Да, настоящий джали, – презрительно фыркнул Анчарн, и на этом стихийное собрание закончилось.

На выручку ему пришла Льена, а вовсе не Агри, как он надеялся.

– Пойдем, – мягко сказала она и повела в дальний конец лагеря, где клану была выделена хижина.

Внутри было темно и пахло затхлым. Лишь несколько лучиков солнца пробивались сквозь соломенную крышу. Но Айвен был даже рад такому укрытию после того, что ему довелось пережить у всех на виду. Сейчас ему хотелось оказаться где угодно, только не здесь, в горной стране. Неудивительно, что, когда через час он забылся неглубоким сном, ему приснился корабль.

Он завис над крышами хижин, и все люди в ужасе разбегались. Все, кроме него, ведь корабль прибыл именно за ним, он был уверен в этом, потому что из люка показалась рука и поманила его. «Пойдем», – казалось, сказала она, как до этого сказала Льена, но сейчас в слове не было никакой мягкости. И хотя он пытался ответить, хотя он жаждал покинуть эту затерянную долину, окруженную снежными пиками, он не мог, потому что его ноги странным образом будто приросли к земле. «Не оставляйте меня здесь», – взмолился он. Но корабль с ревом унесся прочь, забрав с собой солнечный день. Со стоном Айвен проснулся в кромешной темноте, весь мокрый от пота.

Пару мгновений он думал, что провалился в дыру во времени, что он затерялся в таких пространствах, о которых Льена даже не имеет представления. Потом, когда сон немного отступил и он почувствовал под собой твердую землю, он понял, что наступила ночь.

– Агри? – позвал он тихо. – Льена?

Никто не ответил. И тогда он на ощупь по стеночке пошел к двери.

Когда он вышел наружу, на него пахнуло острым осенним воздухом. И если там, внизу, в лесу ночное небо его поразило, то здесь у него просто перехватило дыхание: мерцающие звезды растянулись от горизонта до горизонта, вся галактика распростерлась в черноте над ним.

При виде такой безграничности и таинственности легко было поверить в существование временных маршрутов – невидимых троп, соединяющих разные эпизоды, казалось бы, бесконечного существования Земли. И еще легче понять, насколько трудно кораблю найти дорогу назад в его кусочек пространства и времени. Насколько незначительны они с Джози по сравнению со всем этим. Они не более чем дрожащие тени, затерянные среди вечного мерцания звезд.

Почувствовав себя песчинкой перед лицом такого величия, Айвен уже собирался зайти обратно в хижину, но тут его привлек звук чьей-то песни. Это нисколько не было похоже на то пение, с которым он вырос. Как и у Льены, песня звучала грубовато и гортанно, но его все равно притягивал ее настойчивый ритм и дикая мелодия. Почти против воли он двинулся на звук прочь от хижины, через весь лагерь туда, где огромный костер вспарывал темноту.

Все собрались у костра, и первое, что поразило Айвена, – это царившее здесь праздничное настроение. Безграничность ночи не заставляла этих людей ощущать себя крохотными песчинками. По их лицам, красным от света костра, было видно, что они чувствуют себя дома под этими звездами, и что для них ночь – это время чудес, а не страха.

Все внимательно следили за женщиной в накидке из шкуры выдры. На голове у нее была шапка из такой же шкуры, а на щеках нарисованы какие-то фигуры. В смеси танца и песни она показывала историю своего народа.

Айвен многое не понимал, потому что она пела либо на местном наречии, либо на древнем языке. Однако того, что он разобрал, было достаточно, чтобы понять, что она рассказывает о том, как дух выдры спас ее народ от уничтожения. Не только тем, что научил их ловить рыбу, но и тем, что раскрыл им секрет игры. Несмотря на свои преклонные годы, шаманка, как настоящая выдра, крутилась и извивалась в ярком свете костра, будто преследуя воображаемую рыбу. А когда она ее схватила, она рассмеялась и закружилась от счастья.

На какое-то мгновение Айвену показалось, что она стала выдрой, приняла ее образ жизни и ощутила ее мелкие радости.

Потом она ушла в тень, и ее место заняла другая шаманка. Это была молодая женщина. Ее голову венчали тяжелые рога, а лицо было раскрашено наподобие морды бизона.

И снова была разыграна древняя история. И снова Айвен понял лишь суть рассказа. Но больше всего его привлек танец: в его движениях было что-то извечное, что без слов поведало ему обо всем.

Один шаман сменял другого, и все истории сливались в одну. Но только не их танцы. Они оставались каждый сам по себе, придавая танцорам неповторимую индивидуальность. Вот этот был танцем лошади, тот – змеи, эти – бизона и оленя. Казалось, танцоры вплетают кусочек внешнего мира в жизнь своего клана. И с каждым следующим танцем Айвена все меньше пугало ночное небо и темнота. Загадочным образом этот лагерь, затерянный во вселенной, вдруг стал центром всего – местом, где ему тепло, уютно, спокойно, где он почувствовал себя дома.

Он заснул, когда собрание еще не закончилось. Не потому, что оно ему наскучило. Как раз наоборот. Многие дети и старики уже давно свернулись клубочком на земле, убаюканные знакомыми мелодиями и гипнотизирующим ритмом танцев. И Айвен, так и не подойдя к огню, лег прямо под открытым небом и заснул.