Принцесса Анита и ее возлюбленный - Анатолий Афанасьев

— Папочка, что с тобой? — обеспокоилась Анита, приметив знакомое, отрешенное выражение в глазах отца. — Ах, боже мой, опять вспомнил маму, да?

— Ну и что? — насупился Иван Федорович, не удивляясь дочерней проницательности. — Как жаль, что ее нет с нами. Она бы тебе сейчас пригодилась, а я что? Пустое место. Для меня твоя душа загадка.

Принцесса сползла с кресла, подошла к отцу, покровительственно погладила седую голову:

— Не горюй, папочка. Конечно, жаль, что мамы нет, но из этой ловушки мне все равно придется выбираться самой… Пойдем спать, а? Ты устал, у тебя бледный вид.

— Хорошо, пойдем… Только поясни, чего боишься? Чем тебя пугает Станислав Ильич? Он что-нибудь говорил угрожающее?

— Нет, папа, что ты.

— Я не случайно спрашиваю… Если он позволяет себе что-то неприличное, можно отказать ему от дома под этим предлогом. Самый простой выход.

— Ты прелесть, папочка. — Анита чмокнула отца в щеку, умиленная. — Но должна тебя огорчить. Некоторые твои представления о жизни все-таки немного устарели. Отказать от дома Станиславу Ильичу! Боюсь, он не относится к тем людям, с которыми это возможно. Боюсь, он вообще не поймет, о чем речь…

Станислав Ильич прибыл к обеду, к пяти часам, причем явился самым демократическим образом, без всякой охраны, на скромном «мерседесе» далеко не последней модели, правда, с дипломатическими номерами. За баранкой сидел пожилой усатый дядька в темно-зеленом френче и странном головном уборе — что-то вроде офицерской фуражки с кокардой. Иван Федорович встретил гостя на улице и, не заходя в дом, провел на скотный дворик, чтобы похвалиться своими достижениями в домашнем хозяйстве. И было чем. В утепленном стойле бил копытом, фыркал и косил поверх перегородки фиолетовым глазом ахалтекинский пегий жеребец-четырехлетка по имени Асламбек, любимец Аниты, а в огороженном хлеву возлежали, будто две горы, могучие силезские хряки с клыками, как у моржей. Желудев выразил восхищение, но экскурсия не обошлась без маленького казуса. Иван Федорович, чтобы сделать гостью приятное, предложил ему угостить жеребца черной корочкой с сольцой, которую заранее приготовил; Желудев послушно потянулся к морде зверюги с гостинцем, но жеребец, вместо того чтобы обрадоваться, вдруг дико заржал, закатил огромные очи и шарахнулся о стенку загона, как будто увидел перед собой волка. Иван Федорович успел отпихнуть гостя от загона, иначе инцидент мог кончиться трагически.

— Совершенно непредсказуемый нрав, — извинился он перед ошарашенным миллионером. — Но каков красавец, вы не находите?

— Я мало что в этом смыслю, — признался Станислав Ильич с вежливой улыбкой. — Как говорится, не по этой части. Неужто Анечка садится на него верхом?

— О-о, Асламбек в ее присутствии делается как ягненок. Умилительное зрелище.

Затронув щекотливую тему, оба смущенно умолкли. Вышли за дверь. Первым заговорил Иван Федорович:

— Что ж, Станислав Ильич, поелику зашла речь, давайте сразу проясним наши позиции. Разумеется, я в курсе некоторых трений между вами и моей дочерью. Скажу прямо, предпочел бы в это не вмешиваться. Однако считаю долгом поставить вас в известность: счастье дочери для меня превыше всего… — Станислав Ильич хотел что-то, видимо, возразить, но граф поднял руку: — Прошу прощения, Станислав Ильич. Я прекрасно помню все наши прежние договоренности и по-прежнему полагаю, что союз с вами для Анечки во многих отношениях желателен, но только при условии, если она сама к этому стремится.

— Выходит, граф, вы отказываетесь повлиять на нее как отец? — В выпуклых глазах гостя блеснула едва уловимая усмешка. Иван Федорович сделал вид, что не заметил. Сухо отозвался:

— Не преувеличивайте моих возможностей, Станислав Ильич. Девочка давно выросла из пеленок.

Обед проходил в атмосфере официального приема, хотя сам по себе был великолепен. Кшися расстаралась, приготовила жирную гусиную похлебку, а вторым блюдом подала запеченную в тесте молодую баранину с чесночным соусом. Стол ломился от множества холодных закусок и напитков, включая шведскую водку, красное и белое вино и домашнюю медовуху. Кшися, наряженная в расписной сарафан и кокошник, порхала вокруг стола как наседка-хлопотунья, бдительно следящая за насыщающимися птенцами. Несмотря на некоторую скованность, проголодавшиеся едоки с большой охотой отдавали должное ее кулинарным талантам, разве что принцесса поклевывала кушанья больше для виду. Она спустилась к столу по сигналу обеденного гонга в длинном темном платье, прихваченном золотой булавкой у ворота, аккуратно причесанная, как в театр, и без всякой косметики на скуластом нежном лице. Войдя, церемонно поклонилась жениху, пробормотала какую-то запутанную любезную фразу, но затем, в продолжение всего застолья, кажется, ни разу на него не взглянула. Желудева это не смутило, он пил водку и медовуху, с аппетитом уминал сочную баранину и при этом успевал вести светскую беседу с Софьей Борисовной, которая, безусловно, была царицей этого маленького домашнего пирования. Она была так возбуждена, словно именно ее выдавали замуж, а осушив несколько рюмок лимонной настойки, разошлась окончательно и отпускала шутки, от которых у Аниты розовели щеки, а Иван Федорович в деланном смущении вскидывал подбородок:

— Софи, голубушка, уж это вы слишком крепко завернули!

Лишь беззаботный Станислав Ильич, к которому Софья Борисовна большей частью и обращалась, откликался на ее остроты радостным лошадиным смехом, чего прежде за ним не замечалось.

В конце концов, когда расшалившаяся Софья Борисовна с безумным блеском в бездонных очах разразилась соленым анекдотцем о русском мужичке, невесть откуда залетевшем в ее шальную головку (Дак и в ведро, батюшка, не лезет!), Анита резко поднялась и довольно высокомерно обратилась к жениху:

— Станислав Ильич, вероятно, нам следует поговорить. Если не возражаете, я подожду вас в библиотеке.

Ждать пришлось недолго, Желудев вышел следом, на ходу утирая рот салфеткой. Анита указала ему на кресло возле камелька, сама устроилась напротив: суток не прошло, как на этом же месте они беседовали с батюшкой.

— Вижу, вы настроены решительно, графиня? — усмехнулся Станислав Ильич и с ее разрешения закурил. — Но к чему эти суровые гримаски, от коих впоследствии заводятся морщинки? Уверяю вас, как бы ни обернулось дело, у вас нет причин для вражды.

Анита выдержала его снисходительно-предостерегающий взгляд, хотя в желудке что-то тихонько екнуло. Больше всего ее почему-то напугало, что жених опять, как в первые дни знакомства, обратился к ней на «вы».

— Хорошо, если так, — ответила она. — Что-то не очень верится. Ведь вы, наверное, считаете меня изменщицей? Человеком, не сдержавшим своего слова?

— Господь с вами, графиня. — Желудев махнул рукой, будто отогнал комарика. — С какой стати? Неужели вы думаете, что из-за какого-то пустякового курортного приключения… Анита, душечка, к сожалению, вы так и не удосужились узнать меня получше. Что ж, действительно обидно, но вполне поправимо. Когда вы переедете в Москву…