Русский Харбин - Олег Гончаренко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вступление во Вторую мировую войну Японии, ознаменовавшееся ее нападением на американскую воєнно — морскую базу Пёрл-Харбор в декабре 1941 года, изменило многое в жизни харбинской. Для иностранцев, в том числе и русских, наступили весьма тяжелые времена. Японские оккупационные власти постоянно ужесточали административный и политический контроль над проживавшими европейцами и немногочисленными американцами, создавали всевозможные препоны для их коммерческой деятельности, усилив идеологическое давление на харбинскую прессу. Надо признать, что с началом Второй мировой войны в среде харбинской русской диаспоры произошел традиционный для всей русской эмиграции в целом раскол. Самые «правые» из эмигрантов, особенно активно боровшиеся все эти годы с советской властью, и наиболее враждебно настроенные к СССР руководители эмигрантских организаций, созданных японцами, таких как БРЭМ и его филиалы, приветствовали начало войны и желали выступления Японии на Дальнем Востоке. Их руками японское командование создавало малочисленные русские военные отряды для участия в планировавшейся войне с СССР. Начиная с 1942 года, все молодые русские жители Харбина подлежали мобилизации для прохождения военной службы в отрядах Асано. Незадолго до начала войны японские власти в Маньчжурии ввели повсеместное обучение молодежи школьного возраста строю. Военно-воспитательная подготовка была введена в таких учебных заведениях как Железнодорожный институт, Русский техникум, колледж и институт Христианского союза молодых людей, гимназия под управлением Бюро российских эмигрантов, Школа языковедения, Лицей Св. Николая, Духовная семинария. Было открыто даже военное училище, курс которого был рассчитан на два года и выпускникам которого предоставлялась последующая возможность службы в Квантунской армии. Первый отряд из числа русской молодежи, прошедшей начальную военную подготовку, был сформирован в 1937 году. Располагался он неподалеку от Харбина, и во главе был поставлен японский полковник Асано. Отряд так и называли «Асано», а тех, кто служил в нем, — асановцами. В 1944 году самурай Асано «пошел на повышение» и с достоинством отбыл из Харбина. Его сменил русский полковник Я. Я. Смирнов, его заместителем стал майор Михайлов, из забайкальских казаков. Ну а тех, кто служил в отряде, по сложившейся традиции продолжали называть «асановцами». Каждый призыв в отряд состоял из 45–50 новобранцев, прибывавших с восточной стороны железнодорожной ветки КВЖД. Чуть меньше прибывало в отряд из Хайлара и Трехречья. Пехотным отрядом, расквартированным на станции Ханьдаохедзи, командовал майор маньчжурской службы А. Н. Гукаев.
Еще накануне войны, в 1938 году, отряд Асано использовался японцами в боях с корейскими партизанами, а годом позже, в 1939 году, в составе 250 человек участвовал в боях против советской армии на реке Халхин-Гол. И уже в самом конце 1943 года этот отряд был развернут в «российские воинские отряды» армии Маньчжоу-Ди-Го, состоявшей из регулярных частей кавалерии, пехоты и отдельных иррегулярных казачьих частей. Харбинское отделение Союза казаков по заданию штаба Квантунской армии сформировало собственные казачьи части, численностью в 5 полков, двух дивизионов и одной отдельной сотни, входивших в так называемый Захинганский корпус. Второй русский отряд был сформирован в Хайларе, в 1939–1940 годы, во главе с полковником Иваном Александровичем Пешковым, почему и получил неформальное название «Пешковский». По мнению историков, этот отряд входил в состав Квантунской армии, и какое-то время его казаки были даже вооружены самурайскими мечами. Ежегодный призыв в отряд составлял около 250 человек, преимущественно из казаков Трехречья и Хайлара, а также из поселков западной ветки КВЖД. И хотя оба отряда к январю 1945 года уже достигли численности в 1500 человек, в августе началось их спешное расформирование японцами, не доведенное, впрочем, до конца. 9 августа 1945 года оставшимся казакам-пешковцам японцы приказали грузиться в вагоны, направив с ними по сотне маньчжур и японцев. Выгрузив казаков на станции Бухэду, куда неспешно прибыл состав, японцы повелели устроить привал и сложить оружие в пирамиды. Едва казаки расположились на отдых, они были окружены ехавшими с ними маньчжурами и японцами: к окруженным подтянулась японская конница. По сигналу начались избиение казаков. Связывали по несколько человек и расстреливали из пулеметов, а раненых добивали штыками на месте. В этой неожиданной расправе над собственными союзниками японцы уничтожили более 100 человек, в том числе и полковника Пешкова, и его помощника Бориса Зимина.
Не лучшим образом, хотя и не всегда столь трагично, как это происходило на родине, складывались судьбы русских людей, продолжавших жить и работать в Харбине при японцах. Долгие годы японская оккупационная власть рассматривала русскую диаспору в основном в качестве исправных налогоплательщиков и поставщика кадров для решения тактических военных задач. Учитывая продолжавшее оставаться сравнительно большим количество русского населения в Северо-Восточном Китае, и в Харбине в частности, японская военная спецслужба создала Бюро по делам российской эмиграции в Манчжурии (БРЭМ), которое строго регламентировало каждый шаг русских эмигрантов. Именно это бюро направляло русских молодых людей в Монголию, Чахар и Жехэ в помощь японским властям в качестве переводчиков и даже разведчиков. В 1932 году по поручению начальника харбинской военной миссии полковника Комацубара из русских эмигрантов были сформированы два вооруженных отряда для несения охранной службы на Мукден-Шанхай-Гуаньской железной дороге и на строившейся Лафа-Гиринской железной дороге. Позже по распоряжению того же Комацубара из мобилизованных русских создали полицейские отряды для борьбы против хунхузов. Нередко японская разведка прибегала к форсированному способу вербовки в агенты лиц, не желавших добровольно идти на эту работу. Устраивались аресты, длительное подследственное заключение, во время которого применялись угрозы, издевательства и пытки, включая такие, как вливание из чайника через нос воды, смешанной с керосином.
Отряды, составленные из русских жителей Харбина, иногда использовались японцами для создания пограничных инцидентов, результаты которых затем приписывались советским властям. Вся эта широкая и полезная для японских властей деятельность бюро ничего им не стоила, так как все расходы окупались сбором взносов при регистрации и устройством национальной лотереи в Маньчжоу-Ди-Го.
В том же 1932 году в Харбине были открыты специальные курсы для русских, состоявших на японской службе и предназначенных для отправки в качестве агентов в Советский Союз. На проводимых занятиях кроме специальностей шофера, радиста, механика курсанты изучали приемы разведывательной работы под руководством японских офицеров. В качестве практических занятий, по распоряжению японских властей, курсанты разных специальностей под руководством бюро занялись восстановлением Трехречья, пострадавшего от налетов советских карательных отрядов во время так называемой маньчжуро-чжалайнорской операции в 1929 году. Во главе казачьего поселения был поставлен генерал-майор барон Артемий Игнатьевич Тирбах, один из бывших сподвижников барона Унгерна. Условия жизни были тяжелые, обещанная японскими властями помощь не осуществилась. В августе 1935 года в Трехречье произошло восстание казаков, окончившееся убийством генерал Тирбаха, его адъютанта и нескольких японских офицеров и солдат.