Золотой век Испанской империи - Хью Томас

Женитьба на португальской принцессе могла также помочь укрепить хорошие отношения, которые кастильские монархи стремились установить с Португалией еще со времен Изабеллы{274}. Придворный Алонсо Энрикес де Гусман, человек эксцентричный и неполиткорректный, но обладающий передовым мышлением и умеющий ясно формулировать свои мысли, прибыл в Лиссабон, чтобы рассказать королю Португалии о победе Карла. По его возвращении Карл обратился к нему с просьбой: «Дон Алонсо, вы хорошо сослужили свою службу, а теперь расскажите мне о людях, которых вы встретили в Лиссабоне». Тот отвечал:

«Сир, я видел толстого монарха, довольно приземистого, с очень маленькой бородкой, моложавого и не особенно сдержанного[50]… Я видел королеву, его супругу, которая показалась мне весьма благовоспитанной и соответствующей своему положению, благородной и разумной [она была сестра Карла]. Затем я видел инфанту, весьма сдержанную (bien ansi), и более того (mбs), и более, если можно так сказать, похожую на вас, сир»{275}.

Это была двоюродная сестра и будущая жена императора, которую он со временем глубоко полюбит. Она была очень хороша собой.

Переговоры с Франциском I о мире и с португальской королевской фамилией о будущей свадьбе накладывались друг на друга. 24 октября инфанта и Карл пришли к согласию относительно свадебных мероприятий. Титул последнего теперь включал в себя «монарх островов Канарии и Индий, островов материка и Моря-Океана»{276}. Инфанта приносила с собой солидное приданое: 900000 «doblas de oro castellanas»{277}.

19 декабря Ланнуа представил список из пятидесяти пунктов, по которым король Франции должен был согласиться с Карлом. Наиболее важный из них состоял в том, что Франциску надлежало присоединиться к Карлу в Крестовом походе. Король Франции мог быть освобожден в том случае, если двое его старших (однако тем не менее малолетних) сыновей, Генрих и Карл, будут отправлены на его место в качестве заложников. Франции предписывалось оставить все притязания на Милан, Неаполь и Геную и отказаться от сюзеренства над Фландрией и Артуа. Франциск также согласился, на несколько сомнительных условиях, уступить Карлу Бургундию.

Весьма драматическая сцена развернулась в апартаментах короля в Толедо, где было подписано это соглашение; со стороны Карла присутствовали Ланнуа, Монкада и Лалеман, со стороны Франциска – епископ Амбренский, а также Анн де Монморанси, коннетабль Франции. Карл согласился отдать в жены Франциску свою сестру Элеонору, вдову бывшего короля Португалии Мануэла. Очевидно, это был многообещающий момент – несмотря даже на то, что канцлер Гаттинара был не согласен с условиями и не стал подписывать мирный договор.

После этого император и король устроили празднество в толедском Алькасаре. К ним присоединились бывшая королева Жермена де Фуа и маркиз Бранденбургский, за которого она вскоре выйдет замуж; Менсия, маркиза де Сенете, богатая супруга графа Нассауского и внучка кардинала Родригеса де Мендосы, покровителя Колумба; а также Элеонора, будущая королева Франции. Дантиск замечал, что она потеряла свою красоту с тех пор, как он в последний раз видел ее в Брюсселе{278}, и беспокоился, не потеряла ли она также и цель в жизни. Непосредственно после празднества Элеонора и Франциск отправились на север в Бургос, где принялись ожидать прибытия будущих заложников – сыновей Франциска от первого брака.

Карл, с другой стороны, отправился вместе со двором на юг, в Севилью, где 10 марта 1526 года встретился с уже ожидавшей его инфантой Изабеллой. К своему облегчению, он обнаружил, что она превосходно изъясняется на испанском языке, на котором к тому времени он и сам научился говорить довольно сносно. Они были официально помолвлены кардиналом Якопо Сальвиати, папским легатом в Испании, и почти сразу же после этого обвенчались в Алькасаре{279}. Праздничный бал открывал любимец Карла, фламандец Шарль де Пупе, сеньор Ла Шоль, приложивший так много сил к устройству этой свадьбы{280}.

Алькасар был заблаговременно декорирован в генуэзском стиле – уместно для места, которое было столь многим обязано этому лигурийскому городу. Дантиск докладывал королю Сигизмунду, что бракосочетание не позволили сделать дорогостоящим, поскольку был Великий пост, и кроме того, двор пребывал в трауре по другой сестре Карла, королеве Дании. Судя по всему, на церемонию не был приглашен ни один посол{281}.

Двор оставался в Севилье несколько месяцев, а в июле отправился в Гранаду – город, которым кастильцы к тому времени правили уже тридцать лет. Здесь двор остался до декабря и наконец-то принял послов. Пребывание в Гранаде представляло собой затянувшийся медовый месяц Карла и его молодой жены Изабеллы; их наследник Филипп был зачат в сентябре{282}.

Однако к этому времени до двора начали доходить дурные вести. Прежде всего, не успел король Франциск I освободиться, как он в Коньяке вступил в новый и совершенно непредвиденный альянс с папой Климентом VII, который стал известен под названием «Папская лига»[51]{283}. Папский легат Сальвиати в спешке покинул Гранаду. Франческо Мария Сфорца в Милане, а также правители Флоренции и Венеции – герцог Алессандро и дож – оказали Карлу свою поддержку. Император был потрясен тем, что счел предательством со стороны папы Климента, однако тот уже написал Карлу, обвиняя его в том, что тот нарушает мир.

Ответ папе был написан блестящим Альфонсо де Вальдесом, новым секретарем Карла для ведения латинской корреспонденции; он был сыном старого христианина, совершившего ошибку – или, возможно, выказавшего хороший вкус, – женившись на женщине из конверсо{284}. Убежденный эразмист, Вальдес стремился повлиять в этом ключе и на своего господина, Карла, посредством черновиков речей и писем, которые для него писал, – так же, как часто поступают современные спичрайтеры. У Вальдеса была идея империи, где Карлу отводилась роль реформатора именно благодаря принятию им эразмианских взглядов. В своем диалоге «Бnima» он писал: «Первое, что я сделал, – это дал понять всем и каждому, что я имею такое влияние на короля, что могу сделать с ним все, что только захочу, и что он ничего не может сделать без меня»{285}. Вальдес был естественным союзником Алонсо де Манрике, инкисидора-хенераль, который считал, что имеет королевскую поддержку в вопросе использования Священной канцелярии в гуманистических целях.