В диких условиях - Джон Кракауэр

В конечном итоге Уолт, Билли, Крис и Карин переехали жить на Восточное побережье США. Юридическая процедура развода с Марш была наконец-то завершена, и Уолт с Билли получили возможность вступить в законный брак. Они постарались оставить все неприятности в прошлом и сосредоточились на строительстве новой жизни. С тех пор прошло два десятка лет. Все стали мудрее, обиды, боль и муки ревности растаяли в тумане времен. Казалось, через шторм удалось пройти без потерь. Но потом, в 1986 году, Крис поехал в Эль-Сегундо, обошел старых знакомых и узнал все самые болезненные подробности этого эпизода семейной жизни.

«Крис был из тех, кто держит все в себе, – отмечает Карин. – Если его что-то беспокоило, он никогда не говорил об этом прямо. Он циклился на случившемся, увеличивая внутреннее напряжение и накапливая негативные эмоции». Судя по всему, именно это и происходило с ним в годы, последовавшие за сделанным в Эль-Сегундо открытием.

Дети склонны быть самыми беспощадными судьями своих родителей и считать, что их проступки не заслуживают никакого снисхождения, и у Криса это проявилось особенно ярко. Он, в отличие даже от многих своих сверстников, видел жизнь исключительно в черно-белых цветах. В оценке себя самого и всех окружающих он пользовался до невозможности жестким кодексом моральных правил.

Как ни странно, к некоторым людям Крис эти высочайшие стандарты применять не торопился. Один из тех, кем он открыто восхищался два последних года жизни, пил как бочка, волочился за каждой юбкой и регулярно колотил своих подружек. Крис прекрасно знал обо всех недостатках этого человека, но прощал их. Кроме того, он точно так же прощал или просто игнорировал недостатки и своих литературных кумиров: Джек Лондон был горьким пьяницей, Толстой, прославленный пропагандист целомудрия, в молодости совсем не чурался сексуальных приключений и в результате стал отцом минимум тринадцати детей, часть из которых были зачаты в те времена, когда строгий граф уже взялся громогласно клеймить в своих текстах грех плотской любви.

Подобно многим другим, Крис судил творцов и близких людей по их делам, а не по аспектам личной жизни, но оказался совершенно не способен отнестись с такой же снисходительностью к отцу. Каждый раз когда Уолт Маккэндлесс проявлял строгость и делал какие-то замечания самому Крису, Карин или их сводным братьям, Крис начинал циклиться на его грехах многолетней давности и молчаливо обвинять его в лицемерии и ханжестве. Крис вел самый тщательный учет этих обид и в конечном итоге вогнал себя в такую истерику праведного гнева, что держать ее внутри себя у него уже не было никакой возможности.

Раскопав подробности развода Уолта, Крис на протяжении двух лет умудрялся держать в себе нарастающую злобу, но, в конце концов, этот нарыв все-таки прорвался, и она выплеснулась на поверхность. Парень не мог простить отцу ошибки юности, но еще меньше он был склонен простить попытки утаить от него все случившееся. Позднее он заявил Карин, что в результате обмана, на который пошли Уолт с Билли, «все его детство превратилось в сплошную выдумку». Но ни тогда, ни потом он так и не вызвал родителей на откровенный разговор и не рассказал им обо всем, что ему стало известно. Вместо этого он предпочел хранить эти мрачные факты в тайне, а ярость свою изливать косвенными методами, то есть через угрюмое молчание и замкнутость.

В 1988 году, вместе с крепнущей ненавистью к родителям, в нем обострилось и ощущение несправедливости всего окружающего мира. Билли вспоминает, что именно в этом году «Крис начал жаловаться на засилье богатых мажоров в Эмори». Для изучения он все чаще и чаще стал выбирать такие злободневные темы, как расизм, угроза мирового голода и несправедливое распределение богатств. Тем не менее, несмотря на его отвращение к деньгам и к демонстративному потреблению, либералом Криса назвать было трудно.

И правда, он охотно высмеивал политику Демократической партии и открыто восхищался Рональдом Рейганом. Дошло до того, что в Эмори он стал одним из основателей Студенческого Республиканского клуба. Наверно, лучше всего внешне парадоксальная политическая позиция Криса объясняется заявлением, которое Генри Дэвид Торо сделал в своем трактате «О гражданском неповиновении»: «Мне по душе девиз – "То правительство хорошо, которое правит меньше всего"». В остальном его политические взгляды охарактеризовать очень нелегко.

Будучи одним из редакторов газеты The Emory Wheel, он написал великое множество заметок и комментариев. Читая их спустя пять лет, понимаешь, насколько молод и горяч был Маккэндлесс. Свое мнение, подкрепляемое весьма специфическими логическими выкладками, он высказывал буквально обо всем, что происходило на свете. Он издевался над Джимми Картером и Джо Байденом, требовал отставки Генерального прокурора Эдвина Миза, клеймил правохристианских фанатиков, призывал к бдительности перед лицом советской угрозы, бичевал японцев за китобойный промысел и доказывал, что Джесси Джексон имеет право стать кандидатом на пост президента страны. Редакционная статья Криса Маккэндлесса от 1 марта 1988 года начинается с вполне типичных для него резких деклараций: «Сегодня мы начинаем третий месяц жизни в 1988 году и уже видим, что этот год обещает стать одним из самых скандальных и политически коррумпированных периодов в новейшей истории…» Вспоминая Маккэндлесса, редактор газеты Крис Моррис называет его «эмоционально напряженным».

В быстро тающих кругах приятелей Маккэндлесса замечали, что эта «эмоциональная напряженность» возрастает буквально с каждым месяцем. Весной 1989 года, сразу же после окончания занятий, Крис отправился в своем «Датсуне» в очередное длинное путешествие «куда глаза глядят». «За все лето мы получили от него всего две открытки, – говорит Уолт. – В первой было написано – «Еду в Гватемалу». Я прочитал ее и подумал: «Господи, он поехал туда воевать на стороне повстанцев. Его же там просто к стенке поставят». Потом, ближе к концу лета, пришла вторая открытка с коротким сообщением: «Завтра выезжаю из Фэрбенкса, увидимся через пару недель». В результате выяснилось, что он изначально передумал и поехал не на юг, а на Аляску».

Утомительная поездка по пыльной автостраде, ведущей на Аляску, стала его первым путешествием на Дальний Север. Путешествие было коротким – он недолго покрутился в окрестностях Фэрбенкса, а потом поспешил вернуться в Атланту к началу осеннего семестра. Но уже в этот самый первый раз он без памяти влюбился в бескрайние аляскинские просторы, в призрачное свечение ледников, в бездонное приполярное небо. Никаких сомнений не было: он сюда обязательно вернется.

В последний год учебы в Эмори Крис жил не в студенческом городке, а в спартанской съемной комнате с матрасом на полу и парой молочных ящиков вместо мебели. После занятий он на глаза своим сокурсникам и приятелям почти не попадался. Один из профессоров дал ему ключ от библиотеки, чтобы он мог приходить туда даже в нерабочие часы, и Крис проводил там львиную долю своего свободного времени. Школьный друг и соратник по кроссовой команде Энди Горовиц случайно столкнулся с Крисом в лабиринте библиотечных стеллажей одним ранним утром незадолго до выпускной церемонии. Горовиц с Крисом были однокурсниками, но, несмотря на это, не видели друг друга уже почти два года. Они несколько минут неловко поговорили о том да о сем, а потом Маккэндлесс ретировался в кабинку для индивидуальных занятий.