Секреты - Даниэла Стил

— Не хочу. Я слышал, что Сабина все время ходит внарядах, предназначенных для съемок. У нее даже в контракте оговорено, что онаможет их себе оставить. Отчего бы тебе не провернуть такую же штуку?

Все это Билл говорил с издевкой. Габи хотелось дать емупощечину.

— Я об этом подумаю.

Она отвернулась, накидывая на плечи бархатную пелерину. Биллмгновение смотрел на нее, затем пробормотал:

— Доброй ночи!

И поспешил к лифту.

Габи попыталась не думать о его замечаниях, но вышло так,что они еще больше испортили ей настроение. С крайней неохотой входила она вдом, где жили родители, — на углу Пятой авеню и Семьдесят четвертой улицы.Чтобы попасть в их апартаменты, надо было подняться на лифте. Наверху всехвстречал дворецкий, он приветствовал гостей и говорил, где раздеться. Габриэлуон сердечно обнял, а репортер из женской газеты не преминул запечатлеть это нафотографии. Внезапно Габи осознала, что наделала — неразумно выставила себянапоказ прессе; ее анонимность как Габриэлы Смит оказалась под угрозой. Весьвечер она избегала фотокамер, но тщетно — на приеме присутствовало четыререпортера светской хроники, каждый со своим фотографом, и скрыться от них былоневозможно.

— Дорогая, ты выглядишь прелестно! Добро пожаловать!..

Мать Габриэлы поцеловала ее, стараясь не размазатьсобственную косметику. Этот поцелуй был увековечен для потомства и читателейвоскресных газет. Миссис Смит выглядела, как всегда, замечательно — втемно-синем платье от «Галанос», меховой накидке, с поразительной красотысапфировым ожерельем и серьгами.

— Папа ждет тебя в библиотеке. Она жестом пригласиладочь в любимую комнату отца, хотя толпы новых гостей и так подталкивалиГабриэлу в том направлении. Появились серебряные подносы с шампанским и икрой.Габи с трудом отыскала отца в толпе, окружавшей буфетную стойку. Он, какобычно, попивал «Столичную» со льдом. Увидев дочь, он просиял:

— Ну наконец-то! Моя девочка… Господи, как ты хороша!Маму зависть заест.

Глаза у него всегда светились радостью, когда он виделГабриэлу. Эверетт Торнтон-Смит, по мнению его супруги, чересчур боготворил своеединственное дитя. В ее отношении к дочери было гораздо больше разумного, хотяШарлотта тоже очень сильно ее любила. Для нее было большим разочарованием, когдаГаби настояла на своей дурацкой голливудской карьере, о сериале она и слышатьне хотела. Однако Эверетт уже всем объявил, что Габи — ведущая исполнительницав сериале Мела Векслера. Он бранил других актеров, с каждой очередной рюмкойстановясь словоохотливее.

— Вот увидите, она заткнет за пояс Сабину Куорлс!

Он мягко улыбнулся дочери, обняв ее за плечи. СмокингЭверетта был безукоризненно скроен его лондонским портным, фотографыфиксировали на пленке его отцовскую гордость, а репортеры записывали каждое егослово.

— Кто ставит сериал, мисс Торнтон-Смит? Повторите ещераз, как он называется? — сыпались вопросы.

В Голливуде все это знали, но в Нью-Йорке мало писали оМелвине Векслере.

— Вы действительно ведущая исполнительница?

Габи пыталась убедить их, что у нее маленькая роль, иненавидела себя за то, что пришла. Она знала, что это закончится катастрофой.

Два года в Голливуде абсолютно никто не знал, кто она,теперь будут знать все.

Получилось даже хуже, чем она думала. Фотографии появилисьне только в престижных журналах, но и на следующее утро в местных газетах.Большие четкие фотографии: отец обнимает ее за плечи и поднимает в ее честьбокал шампанского, и подпись: «Эверетт Торнтон-Смит, гордый за свою дочьГабриэлу, звезду нового сериала Мела Векслера». Фамилия в нескольких изданияхбыла переврана, но фото отличались исключительной четкостью, и все ненавистныеей всю жизнь сведения были помещены: что ее дедушка со стороны отца, БентонТорнтон-Смит, — основатель шести банков, крупнейшей на Востоке США фармацевтическойкомпании и владелец нескольких железных дорог, а со стороны матери — ХаррингтонХоукс IV, рядом с которым Торнтон-Смит мог показаться нищим.

Наутро Габи, отложив газету, ненавидела их всех, особенносвою мать за то, что та уговорила ее прийти. Они не понимали ничего, особенноее желания быть просто Габи Смит и важности этого для ее карьеры. С первойчастью фамилии Габи рассталась в Йельском университете, где имя ее дедушкиносила одна из аудиторий и библиотека.

Еще не было пяти, когда в дверь постучали. Габи, открывая,приготовилась к массированной атаке, которой ее уже не раз подвергали. Людямказалось непостижимым, что она, имея таких родителей, работает и добивается всвоем деле хороших результатов.

— Привет!

Это была Джейн. Габи ждала, что она скажет, но Джейн простозашла за ней. Она была в джинсах, кроссовках и теплой куртке. Накануне былохолодно, а теперь им предстояли три сцены в парке и еще четыре в офисеАй-би-эм. Тем не менее настроение у Джейн было хорошее.

— Что случилось? — спросила Габи.

— Ничего. Знаешь, я так рада, что снова увижу моихдевочек. Я по ним ужасно истосковалась.

— А-а…

Габи не хотела продолжать разговор из страха, что Джейн ивсе коллеги по группе видели газету.

— Как ты? — обернувшись через плечо, спросилаДжейн. Габи надевала пальто.

— Хорошо.

Джейн заметила, что Габриэла чересчур молчалива.

— Ты довольна вчерашней вечеринкой?

— Нет.

Ответ был кратким, прямым, и Джейн прекратила расспросы.Габи взяла чехол с платьем, и они спустились в ожидавший их лимузин. Зак и Биллобычно ехали на другом, и ждать им никого не надо было.

— Габи, у тебя что-то случилось? — попыталась ещераз выяснить Джейн по дороге, но Габриэла утверждала, что все в порядке.

В парке, куда они прибыли для съемок, дул холодный ветер.Стоял мороз. Работать в такую погоду было настоящей пыткой. В фургонахассистенты варили в больших количествах кофе, шоколад и чай, и только этоспасало.

Как обычно, лишь Зак и Джейн, казалось, пребывали в хорошемнастроении, все остальные только стонали и жаловались.

В то утро первый камень бросил Билл. Он сардоническиулыбнулся Габриэле, взглянув поверх чашки с кофе:

— Что, сегодня снизошла до черни, Габриэла?

Она устремила на него взгляд, полный страха и ненависти.

— Что ты хочешь этим сказать? Но она знала, слишкомхорошо знала. Черт возьми, он, должно быть, читал это…

— Я столько интересного узнал из утренних газет… И недумал, что среди нас есть такая знаменитость.

— А? Что?

Зак в полном неведении поднял бровь. Габриэле захотелосьпокончить с собой. «К ленчу все будут знать, — подумала она, — и мояжизнь превратится в ад».