Глубина - Алма Катсу

Марк никогда таким не был: ревнивым, мелочным. Только не с Лиллиан. С ней их страсть была взаимной, равноценной. Ему никогда не приходило в голову, что можно думать иначе. Это Лиллиан была ревнивой и беспокойной. И теперь… как будто воспоминание о ней стояло за плечом, нашептывая Марку завистливые мысли. Нужно вернуться в каюту. Кэролайн уже наверняка там и напевает Ундине колыбельные. Это ведь даже не Кэролайн пропала, правда? Это он сам. Это он скитался, потерянный, плывущий по течению.

Марк шагнул к двери, но его остановил едкий запах дыма.

Марк настороженно обернулся.

Искра из-за тяжелого отполированного стола.

Позади него жарко пылал камин.

Мерцание теней на стене, оранжевый свет, танцующий за мягкими креслами.

О господи.

Пожар.

Марк действовал не раздумывая. Он бросился через комнату прямо к камину, едва не споткнувшись о стоящий на пути стол.

Вокруг ни души. Ни экипажа, ни стюардов. Он должен был что-то сделать.

На стене рядом со входом для слуг висели ведра с песком. Марк снял два ведра с крючков и бросился обратно к огню, который уже вышел за пределы камина, пожирая край ковра. Марк высыпал содержимое ведер, и песок помог пригасить пламя. Прежде чем огонь полностью потух, ему пришлось сбегать еще дважды.

По лицу стекал пот. Ковер был весь в песке. Стена закоптилась. Казалось ужасно странным, что огонь в камине столь неконтролируемо вспыхнул – впрочем, на корабле уже произошла целая череда странных происшествий. Повинуясь чутью, Марк протянул руку проверить дымоход. Пальцы обожгло жаром, и пришлось их быстро отдернуть, но стало ясно, что заслонка закрыта. Чертовская безалаберность персонала.

Однажды пожар уже чуть не разрушил его жизнь. Лиллиан удалось избежать этой ужасной трагедии лишь божьей милостью. Фабрика, где она проводила большую часть дня, сгорела дотла, унеся с собой жизни почти всех женщин, с которыми Лиллиан работала.

Однако она оказалась спасена, ведь владелец фабрики отослал ее с поручением. Тогда Марк видел в этом подтверждение от самой Судьбы, что этой женщине, этому совершенному созданию, не суждено умереть.

А потом это чудо стало ироничной насмешкой, ведь она ушла от них спустя неполные девять месяцев.

Марк полез в карман за носовым платком, чтобы вытереть лицо, и краем глаза увидел клочок бумаги, засунутый в наполовину сгоревшую стопку дров. Бî́льшую часть листа поглотило пламя. Остался лишь почерневший, мятый уголок.

Марк его вытащил. И первым, что бросилось в глаза, было имя Энни Хеббли.

Остальное было не разобрать, лишь цепочку отчаянных слов, написанных мужским почерком.

Марк, пошатываясь, рухнул в мягкое кресло, позабыв про спасенный клочок. Эта ночь оказалась слишком долгой и тяжелой – огонь все воскресил, всю его прошлую жизнь. Жизнь, которую он намеревался провести с Лиллиан.

Марк знал, что не стоит, но все равно это сделал. Сунул руку в карман пальто и вытащил тонкий потрепанный дневник. Дневник Лиллиан. Саму ее суть, излитую на страницы.

Последнюю частичку ее души, оставшуюся в живых, – и даже мысль о том, чтобы с ней расстаться, была для него невыносима.

17 ноября 1916 г.

Неаполь, Италия

ГСЕВ «Британник»

Он принадлежит ей – и все же не принадлежит.

Он так и не не проснулся. Она не знает, проснется ли вообще.

Энни сидит на раскладном стуле у койки Марка. До сих пор нелегко поверить, что Марк рядом – так близко, что его можно коснуться. Живой – а ведь она годами считала, что он погиб. Он лежит в постели, его голова плотно забинтована. Он изменился, хотя и не настолько, чтобы Энни его не узнала. Она изучает его. Он постарел сильнее, чем должен был за минувшие четыре года. Таким он должен был стать в среднем возрасте. Волосы, насколько их видно под бинтами, подстрижены по-военному коротко – ему очень идет, но Энни скучает по его прежней прическе. Чуть длинновато, и это придавало ему богемный вид, как у какого-нибудь знаменитого британского художника, живущего в Париже и загубленного абсентом и сифилисом.

И все же возраст, болью и страданиями запечатленный на лице, делает его лишь красивее, мужественнее, чем прежде. Ему едва за тридцать, а он уже видел немыслимое. Был на передовой. Рисковал жизнью.

Выжил.

Энни вдруг понимает, что в последний раз видела его еще тогда. До всех этих ужасных событий.

Воспоминания о той ночи на «Титанике» возвращаются слишком легко: крики и паника, члены экипажа, хватающие за руки, когда Энни пробегает мимо, зовущие сесть в спасательную шлюпку. Черная вода, несущаяся по наклонной палубе, впивающаяся ледяными когтями…

Энни содрогается. Руки Марка сложены поверх одеяла. Покрытые шрамами, бледные – и без кольца. На «Титанике» Марк носил обручальное кольцо, а сейчас его нет.

«Проснись, проснись», – хочет сказать ему Энни. Она хочет встряхнуть его за плечи, увидеть, как распахнутся голубые глаза. У нее для него есть новости, и они его обрадуют. И он будет так благодарен: он подхватит ее на руки, прижмет к груди и, наверное, даже…

В глубине сознания вспыхивает образ – очередное видение, или воспоминание, или что-то еще. Его губы прижаты к ее губам. Его руки в ее волосах – и ее волосы намного длиннее, чем сейчас. Она чувствует, как пряди оплетают его пальцы, а его лицо и тело так ей знакомы, как… Не может быть. Этот голод не нов, но он острый и точный, как лезвие ножа.

Энни трясет головой, развеивая этот образ, это желание. Жаль, на ней так и нет крестика, способного удержать ее в реальности. Стать ее якорем.

Но есть брошь – брошь по-прежнему на лацкане, и Энни поглаживает украшение, чтобы успокоить себя, обводит пальцем сердечко и стрелу. Чтобы напомнить себе.

У нее есть подарок для Марка. Он должен проснуться хотя бы для того, чтобы она могла ему рассказать.

В ту ночь его дочка, Ундина, не умерла.

Она все еще жива.

Вайолет написала об этом в письме, заверяя Энни, что ее прыжок в воды океана не был напрасным. Вайолет держала Ундину на руках всю ночь, пока спасательная шлюпка не подошла к борту «Карпатии». Однако во время хаотичной высадки ребенка кто-то выхватил. Вайолет предполагала, что кто-то из экипажа судна действовал по приказу свыше. Как только они прибыли в Нью-Йорк, вновь воцарился хаос: на выживших обрушилась пресса, и Вайолет потеряла след Ундины в водовороте празднеств и речей. Главный офис «Уайт Стар Лайн» заверил ее, что все осиротевшие в результате потопления дети либо воссоединились с семьей, либо были переданы под опеку соответствующих административных органов. Сделать больше Вайолет уже не могла.