Обнаженная в зеркале - Джордж Сильвестр Вирек

Проснувшись на следующее утро и встав с постели, Адам наступил ногой на чью-то шапку, валявшуюся на полу. Он поднял её и стал рассматривать. На ней было имя – Феликс.

НА ПУТИ между Афинами и Стамбулом море казалось более голубым, чем небо. Роскошный лайнер величественно и неторопливо рассекал воды, чуть заметно покачиваясь на волнах. Стаи дельфинов плыли за кораблем, их мокрые спины блестели на средиземноморском солнце. Адам был поглощён чтением увесистого тома немецкого женоненавистника Мёбиуса «Der Physiologische Schwachsinn der Weibes» («Физиологическое слабоумие женщин»). Внезапно по корабельному громкоговорителю объявили: «Дамы и господа, сейчас мы проплываем мимо острова Лесбос».

Пассажиры, вооружённые биноклями, принялись разглядывать остров, где «пылкая Сафо любила и пела». В голове Адама всплыли видения Суинберна о месте,

Где волны трав дробятся в пену лилий,

Где ветерок над морем серебрист.

Однако лилий видно не было, и ветерок был самый обычный. Зато вокруг бойко сновали рыбацкие лодки. В гавань Митилини медленно входило тяжело гружёное судно, пыхтя, словно толстая женщина. Вдали виднелись холмы, покрытые оливковыми деревьями, виноградными лозами и смоковницами.

Адам вернулся было к своему чтению, но тут его снова отвлекли – на этот раз пронзительный голос торговца книгами. Невысокий парень с плутовской физиономией катил по палубе тележку, нагружённую жёлтыми книжечками. Он громко выкрикивал: «Правда о Лесбосе! Все о Лесбосе! Не упустите шанс приобрести!»

Пассажиры, мужчины и женщины, смущённо усмехаясь, поспешно раскупали книжки, надеясь, вероятно, найти в них какие-то непристойные откровения. Адам тоже не устоял перед искушением. Однако, открыв книгу, он увидел длинные ряды цифр.

– Опять надули! – воскликнул Ван Нордхайм, который также приобрел экземпляр.

Вместо пикантных подробностей о любовной жизни на Лесбосе книга содержала статистические данные об импорте и экспорте.

Один возмущённый пассажир потребовал вернуть ему деньги. Продавец вежливо ответил: «В книге содержится именно то, что я Вам обещал – правда о Лесбосе. А чего Вы ожидали, сэр?»

– А какова правда о Лесбосе? – раздался голос за спиной Адама.

Мужчины обернулись. Это была Стелла.

– Насколько я знаю, остров знаменит тем, что здесь когда-то жила Сафо со своими подругами, – сказал голландец. – Она основала Лесбийское поэтическое общество, чтобы обессмертить себя.

– И ей это удалось, не правда ли? – спросила Стелла.

– Да, – согласился Ван Нордхайм, – но, к сожалению, большинство её стихотворений не сохранились.

– Возможно, если бы они сохранились, её имя не было бы так известно в наше время, – пробормотал Адам. – Своей славой Сафо обязана главным образом всяческим сплетням, окружавшим её имя. Люди забывают, – Адам бросил взгляд на Стеллу, – что в конце концов она всё же выполнила биологическое предназначение женщины – полюбила мужчину. А когда этот парень, Фаон, отверг её, поэтесса, которая была уже немолода, бросилась в море. Так что, – с улыбкой заключил он, – все женщины предпочитают мужчин, если имеют такую возможность.

– Необязательно, – возразил Ван Нордхайм.

– И тем не менее это так, – настаивал Адам, – если только они не страдают слабоумием. Однако, – он рассмеялся, указывая на толстый том, лежавший на кресле, – по мнению Мёбиуса, все женщины слабоумные.

Глаза Стеллы вспыхнули.

– Какая чушь! Ни одна женщина не предпочтет женщину мужчине, если её не постигло разочарование в мужчинах. Сафо, вероятно, утопилась, доведённая до исступления физиологической несостоятельностью неумелого любовника…

Остров Сафо растаял в голубой дымке. Стелла вернулась в каюту переодеться к обеду. Немного погуляв по палубе с Ван Нордхаймом, Адам решил зайти к ней. Он чувствовал, что его сердце запуталось в её золотистых волосах, как муха в паутине, и он никак не мог высвободиться. Адам был полон решимости доказать, что сам он, по крайней мере, не является несостоятельным как мужчина.

Стелла встретила его с милой улыбкой. Она уже успела переодеться в платье белого шёлка.

– Ты как раз вовремя, – сказала она, протягивая ему крепкий коктейль, приготовленный по собственному секретному рецепту.

По радио передавали джаз. Стелла откинулась в кресло, с наслаждением затягиваясь ароматным дымом сигареты. Адам присел напротив, обдумывая про себя, как лучше пойти на приступ. Однако резкая музыка мешала ему сосредоточиться.

– Терпеть не могу эту варварскую какофонию, – раздражённо заметил он.

– А мне нравится, – ответила Стелла, пуская кольца дыма. – В ней есть какая-то дикая, первобытная притягательность.

– Предпочитаю цивилизацию.

– Какую именно? – с иронией спросила Стелла. – Есть множество цивилизаций, которые превосходят то, что мы называем «цивилизацией» сегодня. Почитай Тойнби[35]вместо своего глупого немца. Это умерит твоё тщеславие. Попытайся научиться ценить красоту и радость в любом обличии.

– Я не нахожу ни красоты, ни радости в надсадных воплях твоего радио, – проворчал Адам.

Стелла рассмеялась.

– Вовсе не в нём причина твоего плохого настроения. Но почему ты его не выключишь?

Адам встал и выключил звук. В нём боролись злость и желание. В конце концов, он сбросил с себя личину профессора, превратившись в примитивного самца. Он порывисто обнял Стеллу, крепко прижав к себе. Она не сопротивлялась, её дыхание участилось, взгляд затуманился. Обоими, мужчиной и женщиной, овладела животная страсть. Прошлое, настоящее и будущее слились в одно трепетное мгновение. Адам понёс, скорее, поволок её к постели.

Динь-дон! Динь-дон! Динь-дон!

Сигнал, созывающий пассажиров на обед, разрушил волшебные чары. Следом раздался стук в дверь. Адам сразу отпустил Стеллу, и, словно испуганный мальчишка, которого застигли врасплох, быстро отошел от неё.

Усмешка промелькнула в зелёных глазах Стеллы. Она лениво подняла свою золотистую голову с подушки и сухо заметила:

– Немцы правы. Путь к сердцу мужчины лежит через желудок. Этот орган для него важнее сердца…

Адам покраснел и затрясся от возмущения. Потом механически поправил галстук. Стелла так же безмятежно, как и тогда, в спальне Наполеона, оправила своё платье.

В дверь снова постучали.

– Войдите, – приказала Стелла.

Появился Феликс, на лице которого играла обычная дерзкая улыбка.

Адам, не сказав ни слова, вышел из каюты, с силой захлопнув за собой дверь. Однако на полпути к себе он вдруг осознал всю нелепость своего поведения, и повернул обратно. Когда он постучал в дверь Стеллы, ответа не последовало. Он попытался повернуть ручку, но дверь была заперта. Показалось ему, или из каюты до него действительно донёсся приглушенный смех? Может, разыгралось воображение?