Барселона. Проклятая земля - Хуан Франсиско Феррандис

Гали боязливо взглянул на Калорта, ожидая, что тот сейчас откроет тайну, о которой нельзя говорить вслух.

– Как ты сказал, Гали, я теперь все забираю себе, так что я оставляю себе и этот любопытный документ. Тебе я дарю жизнь. Определенно, моему господину Дрого де Борру приятно будет получить себе в услужение еще одного верного серва. Нам нужно, чтобы ты сидел в своей гостинице и слушал все, что там будут говорить. – Калорт помахал пергаментом перед его лицом. – Иначе написанное здесь станет известно всем.

Гали молча кивнул. Впервые в жизни он не мог выговорить ни слова. Из-за куска старой кожи, попавшей в руки Калорту, с игрока слетела вся спесь.

– Всыпьте этой сволочи покрепче и выкиньте отсюда вон!

Гали лежал в грязном переулке под бесстрастным взглядом стражника на башне при воротах Регомир. Шея болела, а еще он лишился двух зубов. Увидев приближающиеся факелы, Гали в ужасе съежился, решив, что его мучители возвращаются.

– Боже мой, Гали!

Элизия опустилась на колени рядом с лежащим. Она пришла к воротам Регомир вместе с сервами Годы. Увидев, в каком состоянии муж, она обняла его за плечи.

– Судьба улыбалась мне, – смущенно прошептал он. – А потом меня обыграли.

Это было как удар ножом в сердце девушки – быть может, неисцелимый. Элизия могла бы оставить Гали прямо сейчас, в этом переулке, и дедушка одобрил бы такое решение, но она села рядом с мужем и положила его голову себе на колени. Он ее супруг перед Богом и людьми.

– Что у нас осталось? – просто спросила она.

– Ничего, – признался он, думая о пергаменте, который давным-давно следовало сжечь.

Элизия глухо застонала. Рухнуло все, что они строили вместе.

Поля под Осоной, близ Монтсени

Жоан потер руками натруженную поясницу. Солнце клонилось к закату, колон смотрел на борозду, начало которой почти терялось из виду. Он видел Леду с маленькой Аурией за спиной и своих старших детей, Сикфреда и Эмму, с лопатами, которые он изготовил еще в бытность свою кузнецом. Маленький Гальдерик собирал камни, какие мог поднять сам, и складывал все в одну кучу: они пригодятся при постройке дома. Но сначала семье предстояло вспахать как можно больше земли. Каждая пядь, отвоеванная при априсии, через тридцать лет должна перейти в их собственность. Эта земля не была готова принимать в себя пшеницу, и все-таки Жоан надеялся следующим летом собрать маленький урожай. И это только начало.

Бывший кузнец видел, как вдалеке трудятся другие поселяне. Они обосновались здесь вместе с еще девятью семьями. Они решили помогать друг другу, чтобы земли стало больше у всех. Пастухи, приносившие им молоко и сыр, называли их пристанище Ла-Эскерда. Это был узкий каменистый язык в излучине реки Тер. В незапамятные времена здесь было поселение, от которого сохранились остатки стен и расщелины в скале. Земля была плодородная, с дубовыми, кленовыми и каштановыми лесами. А еще колоны нашли здесь вишни, яблони, ореховые деревья и заросли ежевики – им все годилось в пищу. Это было хорошее место для жизни.

Члены маленькой общины камнями разметили очертания будущей единственной улицы и площади, на которой, если на то будет Божья воля, они выстроят церковь. На берегу реки Тер можно поставить мельницу. И все-таки до осуществления этих планов было очень далеко. Крестьяне поднимали целину, а с наступлением ночи укрывались в ближайших пещерах.

Другие колоны епископа тоже разделились на группы и осели поблизости, на склонах Монтсени, из осторожности не слишком удаляясь друг от друга. Студеными ночами крестьяне собирались вокруг костра и мечтали о том, какой станет деревня Ла-Эскерда и их церковь, которую они собирались украшать все вместе. Переселенцы поклялись отлить из золота драгоценную чашу в благодарность за предоставленную им возможность новой жизни.

Детский крик оборвал мечтания Жоана. По каменистой пустоши бежал Гальдерик. «Играют в догонялки с Эммой», – досадливо поморщился отец. Дни в декабре коротки, скоро повалит снег; сейчас не до игр – нужно пользоваться каждым погожим днем. И в этот момент из дубовой рощи выскочили дикари, и Жоана объял ужас. Он уже знал, кто это такие, и проклинал ту минуту, когда рискнул последовать за епископом Фродоином. Паника накрыла всю долину, люди бросились прятаться кто куда.

В свете заходящего солнца костяные личины и ржавое оружие пугали еще больше. Дикари неслись большими скачками. Один из них раскрутил над головой деревянное боло и швырнул в Гальдерика. Мальчик закричал и упал в траву.

Леда бросилась к сыну, не подумав, что бежит навстречу собственной смерти. По счастью, Сикфред и Эмма бежали в сторону пещер за рекой. Жоан поудобнее перехватил лопату и пошел к своей жене. Никак иначе он поступить не мог.

Леда кричала и бросала в дикарей камни, и вскоре супругов обступили со всех сторон. Жоан сделал шаг вперед и поднял лопату. Человек с кабаньим черепом на голове взмахнул гигантским топором и отрубил ему руку по локоть. Жоан упал, его вопль слился с криком Леды. В этот момент с ними поравнялся всадник.

– Пощады! – взмолилась Леда.

– Во всем виноват Фродоин! – возвестил всадник, и в голосе его не было места для жалости.

Леда подняла голову. Взгляд ее туманился, и все-таки она узнала эту зловещую фигуру, эти черные пряди волос на жестоком лице.

– Дрого де Борр!

Дикари продолжали свою охоту. Жоан истекал кровью и стонал от боли.

– Я хочу, чтобы кто-то из ваших доставил эти подарки епископу, и тогда он поймет, кто хозяин на этих землях!

К седлу всадника были приторочены бледные как воск обрубки рук и кистей. Дрого нанизал на крюк все еще кровоточащую руку Жоана. Гальдерик швырнул в злодея камень, тот отскочил от круглого шлема. Дрого дернулся от боли, лицо его исказилось гневом.

– Отрубить мальчишке обе руки! Это сильнее подействует на епископа!

– Нет, только не Гальдерик! – умоляла мать.

Мальчик криками звал родителей, его руки уже прижали к плоскому камню. Жоан пополз к сыну, но ему наступили на культю, и крестьянин потерял сознание от боли. Человек с кабаньей головой занес топор для удара. Леда обезумела от ужаса, Гальдерик зажмурился.

– Серебряный крест! – прорычал звероподобный палач.

Он опустил топор, чтобы отобрать у мальчика подарок Фродоина. Гальдерик вцепился в распятие, завязалась борьба; вдруг что-то просвистело в воздухе, и дикарь повалился на свою жертву. Стрела пронзила ему горло и вышла с другой стороны. В ту же секунду еще двое дикарей получили по стреле. По каменистой тропе галопом скакал отряд из шести всадников.

– Проклятье! – прошипел Дрого сквозь зубы. – Призраки Марки возвращаются. Изембард…

Дикари воинственно завопили: их было больше двух десятков против шестерых.

Изембард неумело понукал коня, стараясь не отстать от Гисанда, Инверии и Нило. Вместе с ними скакал еще один бывший вассал Рыцарей Марки и отшельник из Бенвьюра по имени Пау – ему было почти семьдесят лет, но палицу он держал уверенной рукой. Участие Пау придавало остальным уверенность, что они исполняют священную миссию.