Лиходолье - Елена Самойлова

– Эй, гадалка! – Я повернула голову на звук голоса. Торговка говорила приглушенно, едва ли не шепотом, то и дело оглядываясь за плечо, туда, где за частой цепью костров и телегами, нагруженными добром, простиралась черная безлунная ночь. Звезд тоже не было видно – их затянули невесть откуда набежавшие облака. – А ты и правда «зрячая»?

Я негромко рассмеялась, отправила в рот очередную ложку каши – пригорела слегка, да и постная слишком, но есть можно. Показала длинным черенком ложки на повязку на глазах.

– А что, похоже?

– Да я ж не в этом смысле. – Торговка подсела ближе, так, что я почувствовала исходящий от нее запах дешевого притирания с резким ландышевым ароматом. – Ты ж будущее видишь? На таррах днем гадала…

– И что? – Я откусила кусок от горбушки, села поудобнее, подобрав под себя ноги. Зря я все-таки высмеяла эти степняцкие штаны – пусть нелепо выглядят, зато оказались на диво удобными, да и в подоле не запутаешься, в отличие от широкой ромалийской юбки. Надо будет все-таки поблагодарить Искру, когда тот сменится с дежурства у «воротец». – Будущее – это не ровная дорога. Это путаный клубок, где каждый шаг выводит тебя на новую развилку, а то и перекресток. Его тяжело увидеть целиком, можно рассмотреть лишь на два-три шага вперед.

– Да мне хоть на два шажка. – Женщина воровато оглянулась, тихонько тряхнула широким тяжелым поясом, обернутым вокруг талии. – Я денег дам, только направь так, чтобы до Огнеца без потерь доехала. Ты ж с орденским служителем к нам прибилась, а кажется, будто не он ведет тебя, а ты его. И меня проводи в целости до города, я вас обоих из своих запасов кормить буду, и не такой казенной бурдой, которая простым сопроводителям полагается.

Я с трудом проглотила смешок, представив лицо Искры, если б тот услышал, что его записали в «орденские служители». Мы почему-то думали, что бронзовый кругляшок, доставшийся от Викториана, просто нечто вроде пропуска, а он оказался знаком принадлежности к Ордену Змееловов. Пошутил над нами дудочник, ничего не скажешь. Теперь бы с настоящими орденцами не столкнуться, а то беды не оберешься – на чистую воду нас с Искрой выведут простейшим вопросом, да хотя бы «Как зовут главу Ордена?». Харлекин вряд ли знает, а я и подавно. Спросить, что ли, у Вика, если встретимся?

– Ну так что, гадалка? – Тетка легонечко, будто бы испуганно, тронула меня кончиками пальцев за плечо. Я склонила голову набок, косички соскользнули по плечу, едва не угодив в миску с кашей. – Присмотришь за моей дорогой?

– Можно и присмотреть. – Я со вздохом зачерпнула варево ложкой, подержала и выплеснула обратно. Гадость все-таки, осклизлая и комковатая. – Поужинаю и, если силы будут, погадаю.

– А давай к моему костерку поближе? – Голос торговки мгновенно потеплел, стал едва ли не заискивающим. – Я кулеш варить собиралась, с мясом. И мужика твоего покормлю как следует, он вон какой здоровый, что ему эта походная каша? На один зуб – и то маловато будет. А я в кулеш и сальца не пожалею, и тебе пряничек достанется. Пойдем?

– Ну пойдем. – Я поставила миску у костра, не мне, так кому-то еще пригодится, караванщики по большей части народ неприхотливый, да и зачерпнула я всего ничего, облизала ложку и сунула ее обратно в сумку. Поднялась, опираясь на Ровинин посох, слепо зашарила в воздухе, пока не ухватилась за плечо собеседницы. – Как тебя зовут-то, сестрица?

– Скорее уж матушка, стара я слишком для сестрицы-то, – неожиданно расхохоталась торговка, ловко подхватывая меня под руку и уводя поближе к своей телеге, где уже хлопотала еще одна женщина, чуть помоложе и потоньше. – Ховрина я. А тебя как величать?

– Ясмия. Можно просто Мия. – Я окинула торговку взглядом, качнула навершием посоха, будто удочкой, подсекая невидимую рыбу.

Степь будто приоткрылась, чуть-чуть, самую малость, и густая, непроглядно-черная мгла, самым краешком показавшаяся на горизонте, меня обеспокоила, если не сказать – напугала. Ощущение, словно стоишь на равнине и смотришь на приближающуюся к тебе бурю. Высокие травы, только что недвижимые, начинают гнуться к земле от сухого, душного ветра, летящего впереди грозовой тучи. Небеса темнеют, а почерневшие облака неудержимо надвигаются, изредка выплевывая ослепительно-белые изломанные стрелы молний в землю. Страшно – и одновременно завораживающе красиво.

– Эй, Мийка, – я не сразу поняла, что торговка дергает меня за рукав, повышая голос так, что в нашу сторону начали оборачиваться другие попутчики, – Мийка, ты чего застыла?

– Не ходи за телеги ночью, Ховрина, – глухо пробормотала я, неотрывно глядя на неудержимо накатывающую с запада тьму, пожирающую неясное зеленоватое сияние высоких трав. Тьма эта не живая, но и не мертвая. Пустота, которую заполняет нечто непонятное и потому пугающее. Прореха в полотне мироздания, которая почему-то возникает только с исчезновением солнца за горизонтом. – И своих не пускай. Не вернетесь.

Торговка тихонечко охнула и украдкой перекрестилась. Я передернула плечами, стряхивая наваждение, и опустила посох Ровины оголовьем к земле – наблюдать за окутывающей Лиходолье тьмой мне не хотелось. Еще пожилая ромалийка учила меня, что не стоит долго вглядываться во тьму, особенно когда ты «зрячая»: рано или поздно то, что живет в этой непроглядной бездне, почувствует твой взгляд и захочет понаблюдать в ответ.

Я глубоко вздохнула и позволила себя усадить на сложенное одеяло. Работница, что хлопотала у костра, привычным жестом огладила висящую на шее узорчатую ладанку и торопливо подвесила котелок на железную треногу, поставленную над костром.

Надо будет предупредить Искру. Конечно, у харлекина шансов выпутаться из беды куда как больше, чем у обычного человека, но Загряда нам обоим наглядно продемонстрировала, что есть вещи, против которых не совладать ни живым людям, ни железному оборотню, ни золотой шассе. Скрыться, ускользнуть – можно. Защититься, если быть достаточно осторожным и внимательным к мелочам, – тоже. А вот вступать в бой бесполезно – проиграешь раньше, чем успеешь это осознать.

Ховрина сунула мне в руки половинку сладко пахнущего медом пряника, уселась рядом и принялась негромко рассказывать про дальних родственников, живущих в Огнеце, про дочку, год назад вышедшую замуж и сейчас ожидающую первенца, про мужа, который умер лет десять назад, замерзнув по пьяной лавочке в сугробе. Тетка болтала без умолку, неторопливо помешивая аппетитно пахнущий кулеш и изредка прикладываясь к небольшой фляжке с терпкой ягодной наливкой.

Лишь бы не слушать тишину вокруг, не думать о том, что сейчас на несколько верст вокруг только наши костры – единственный островок света до самого утра…

Меня разбудил тоненький, пронзительный свист на грани слышимости. Не постоянный, а с перерывами, словно кто-то ходил кругами вокруг притихшего лагеря, срезая сочную высокую траву тонким, остро отточенным лезвием косы.

Ш-ш-шись. Ш-ш-шись.

Свист то приближался к самым телегам, то отдалялся на почтительное расстояние, но не утихал. Я приподняла голову, затем села, оглядываясь по сторонам. Лагерь караванщиков спал беспокойно – кто-то ворочался во сне, кто-то зычно, раскатисто храпел, кто-то бормотал вполголоса. Вряд ли кому-нибудь из наших пришло в голову косить траву среди ночи, да еще и за телегами, где и с факелом дальше собственной руки ничего толком не видно, а уж без света обойтись мог только такой нелюдь, как железный оборотень или же золотая шасса.