Аркадий Райкин - Елизавета Уварова

Труппа пополнялась новыми актерами. В МХЭТе Григория Карповского заменил Герман Новиков — отличный партнер, хороший товарищ, всегда приветливый, остроумный. Приехала из Маньчжурии вместе с родителями, когда-то эмигрировавшими из России, Виктория Горшенина. Красивая, элегантная, она отлично исполняла также острохарактерные роли, где ей приходилось неузнаваемо менять внешность. Несколько позднее пришли Тамара Кушелевская, Владимир Ляховицкий, Максим Максимов (Райкин).

Эстрадное искусство в период Великой Отечественной войны не только доказало свое равноправное положение в семье других искусств, но благодаря своей мобильности, оперативности, доходчивости даже вырвалось вперед, в чем смогли убедиться зрители Творческого смотра советской эстрады, шедшего в течение месяца и завершившегося концертом 11 сентября 1945 года на сцене филиала Большого театра (ныне помещение Театра оперетты). После того как в первые месяцы войны бомба вывела из строя здание Большого театра, все спектакли, и балетные и оперные, шли на сцене филиала. Иными словами, эстрада получила самую почетную площадку.

В одной из завершающих смотр программ Райкин выступал в качестве конферансье и вел первое отделение, начав его проверенным фельетоном В. Полякова «На чашку чая». Отделение заканчивал МХЭТ (текст В. Патараи и А. Райкина) в исполнении Райкина и Карповского. Второе отделение было целиком предоставлено Государственному джаз-оркестру Белорусской ССР под управлением Эдди Рознера.

Сейчас уже трудно установить, какие именно интермедии имел в виду рецензент, раздражительно заметивший в них лишь «пустоту инсценированного анекдота». «Не слишком ли медленно движется вперед талантливый артист, не топчется ли он на месте?» — таким риторическим вопросом заканчивалась рецензия в газете «Литература и искусство». Несмотря на такой неодобрительный отзыв, Райкин конечно же участвовал в заключительном концерте, формировавшемся, как обычно, из лучших номеров, показанных во время смотра.

Первое отделение вели Евсей Дарский и Лев Миров, второе — Михаил Гаркави. Концерт открывался фельетоном Н. П. Смирнова-Сокольского «На нашей улице праздник». Русские народные песни исполняли балалаечник Павел Нечипоренко и Лидия Русланова в сопровождении секстета домр, танцевальный номер «Вальс Штрауса» — Анна Редель и Михаил Хрусталев; Васо Годзиашвили выступил с монологом «Сыны Грузии» В. Патараи, жонглировал Федор Савченко, а заключал первое отделение Леонид Утесов с песнями Великой Отечественной войны. Во втором отделении А. Райкин вместе с Г. Карповским и О. Малоземовой исполняли юморески и миниатюры, выступали чтец Антон Шварц, Клавдия Шульженко, Рина Зеленая, акробаты Тамара Птицына и Леонид Маслюков, народная артистка Узбекской ССР Тамара Ханум с ансамблем народных инструментов, Илья Набатов, жонглер Виктор Спивак, манипулятор Дик Читашвили и в заключение Эдди Рознер с оркестром. В большой разнообразной программе было представлено всё лучшее, чем располагала тогда отечественная многонациональная эстрада.

Победе был посвящен новый спектакль Ленинградского театра миниатюр, подготовленный очень быстро, — его премьера в московском саду «Эрмитаж» состоялась уже в начале июля 1945 года. Создавала его старая, проверенная гвардия: авторы Владимир Масс и Михаил Червинский, режиссеры Федор Каверин и Вениамин Зускин, художник Семен Мандель, композитор Лев Пульвер — все те, кто был задействован в программах довоенного мюзик-холла.

Спектаклем «Своими словами» начался новый, «мирный» этап работы театра. Отныне на каждую постановку приглашались режиссеры, нередко очень крупные, всё придирчивее и требовательнее становилось отношение Райкина к тексту, расширялась и без того разнообразная жанровая палитра ведущего актера.

И еще одно существенное изменение можно заметить в программах театра: постепенное отмирание конферанса — одного из самых «эстрадных» жанров, с которого Аркадий Райкин начинал свою жизнь на «большой» эстраде. Теперь это были спектакли (хотя некоторое время в них еще входили концертные номера), объединенные внутренней темой, сцементированные личностью Райкина. Сведения о номерах и выступающих артистах зрители могли почерпнуть из программки.

Летом 1938 года Райкин впервые вышел на эстраду с конферансом. Молодой, артистичный, интеллигентный, ни на кого не похожий конферансье был, как говорится, нарасхват. Он вел программу и попутно исполнял свои нехитрые номера: укачивал куклу Миньку, беседовал с патефоном («Ну что же вы стоите, объявляйте номер!» — произносил патефон) и даже с собакой, которую изображал артист Н. Галацер. («Собака», сидевшая в будке так, что были видны только ее лапы и голова, «красноречиво» реагировала лаем на слова своего хозяина — Райкина.)

Конферансу принадлежало заметное место и в спектаклях Ленинградского театра эстрады и миниатюр, где Райкин как бы продолжал делать то, что было начато на эстраде, постепенно и неуклонно расширяя границы жанра. Конферанс стал той формой, в которой получила прямой выход личность артиста, определилась его эстрадная маска. Лирическое начало, окрашенное обаятельным, негромким юмором, отличавшее первые, «детские» номера вроде «Миньки», в разговорах конферансье со зрителем постепенно разрасталось и нашло наиболее полное выражение в монологах «На чашку чая», «Невский проспект». При этом Райкин продолжал произносить традиционную фразу конферансье «Прошу внимания», предваряя ею объявление номера.

Защитники и ревнители конферанса как самостоятельного жанра упрекали артиста в нарушении его законов. Автор одной из рецензий, относящейся к началу 1940-х годов, писал: «Звание конферансье обязывает вести программу, объединять концерт. Райкин же исполняет свои интермедии вне всякой связи с предыдущим и последующим. Да и сам артист не стремится быть конферансье в прямом смысле этого слова. Он вежливо информирует публику: балалаечник П. исполняет то-то, певица К. споет то-то, а между ними я расскажу вам смешную историю о том, как трое людей ехали в вагоне и один из них спросил... Райкину и его авторам давно пора вспомнить о прямой «служебной обязанности» конферансье».

Подобные замечания высказывались неоднократно. Что же, в оценке функций и роли конферансье рецензенты были правы. Но как же обманулись они в оценке таланта артиста, упрекая его в отсутствии творческого беспокойства, застое, упоении успехом! Жанр конферанса, к середине 1940-х годов покинутый Райкиным, ставившим перед собой уже другие задачи, ничего не потерял оттого, что артист не всегда следовал его законам, более того, с приходом Райкина немало приобрел. Появление на эстраде молодого артиста было подобно вливанию свежей крови в стареющий и больной организм, показало перспективы и возможности, казалось бы, умирающего жанра. Что касается самого Аркадия Исааковича, то он выходил к публике, конечно, не только для того, чтобы «подать» очередной номер программы. Его намерения, а главное, возможности были несоизмеримо значительнее и шире.

Стремительно развиваясь, его талант вышел за пределы одного жанра. То, что казалось рецензенту «застоем», на деле было непрерывным поиском, разведкой в области эстрадных форм и отнюдь не носило характер разбросанности, всеядности. Осваивая новые жанры, артист в каждом случае добивался не только совершенного мастерства, но, может быть, главного — возможности проявить свою личность.