Звонок из Мемфиса - Андрей Коротаев

По фойе возбужденно ходил Толик. По мере того, как публика не появлялась и не появлялась в необходимом для концерта количестве, пианист все ближе подбирался к буфету, вечному источнику не очень дорогого дагестанского коньяка.

–Пойдем, Гефа! Я познакомлю тебя с Великим Маэстро.

–Как? Вы знакомы с Великопостным?

–Имею честь.

Догнав музыканта, Богли хлопнул того по плечу. Расстроенный отсутствием слушателей Толик чуть не упал от испуга. Богли он не узнал.

–Анатолий! Это я – Эстом из Министерства. Не бойся.

–Верно, пардон, не сразу узнал вас. Ведь вы знаете, Моцарта отравили, Леннона убили, так и меня могут. Приходится быть начеку.– Великопостный расслабился, услышав ключевое слово – «министерство». Слегка надувшись, он принял важный вид, а когда к ним подошла Гефсимания, был уже весьма уверенным в себе, весьма импозантным маэстро.

–Анатолий, познакомьтесь, моя спутница – ваша бессмертная… нет, бессменная, ваша очаровательная поклонница Гефсимания Алоизовна. Гефа! Познакомься: мой друг, большой музыкант, но очень скромный человек – Анатолий.

Гефа протянула руку. Толик бережно взял ее, слегка пожал, а потом поднес к губам, поцеловав в легком поклоне. Неожиданно для Эстома, от такого банального, но редкого проявления мужского внимания Гефсимания расцвела.

–Выпьем шампанского,– весело произнесла она.– За знакомство!

Анатолий в уме прикинул, как это скажется на выступлении, но тут же одумался. Решил: раз публики нет, то риск провала небольшой.

–Пойдемте, я буду играть только для вас! Уж не взыщите, если где-то промахнусь…

–Ах, промахнитесь. Тогда я буду уверена, что это из-за меня,– любезно попросила Гефсимания.

Раздался первый звонок. Они взяли по стопке коньяка – до того мягкого, что Эстом решил прикупить бутылочку.

–Какой вкусный коньяк, ребята. Давайте за искусство!– выступил с речью Богли.

–Давайте,– поддержала Гефа.

Они опрокинули по одной, решив повторить.

–За музыку,– предложила секретарь.

–Мне не бери. Тут не разбавляют, а мне играть,– предупредил его виртуоз.

–Ну, тогда возьму себе и Гефсимании,– Эстом легонько отодвинул Гефу от себя поближе к Анатолию.

Она уловила движение, смело придвинулась к виртуозу. Эстом взял вторую, третью, еще… Пил ли Анатолий, он не помнил. Они дождались третьего звонка.

–Пройдемте в зал,– забеспокоилась Гефсимания.– Сейчас начнется концерт.

–Пойдемте,– Анатолий взял даму под руку.

После третьего звонка все прошли в пустой зал, сели на первый ряд. На подмостках происходила непонятная суета. Персонал бегал по сцене и за кулисами. Работники периодически заглядывали под крышку фортепьяно. Потом один подошел к Толику, что-то шепнув тому на ухо.

–И вы молчали? Это же мой концерт!– воскликнул Анатолий.– А я жду выступления. Вы, Гефсимания Алоизовна, совсем меня разочаровали! Пардон, очаровали! Буду играть Шопена. Молодой человек! Молодой человек!– тут же обратился он к работнику, который шептал ему на ухо.– Что заявлено в программе?

–«Этюды для механического пианино».

–Какая глупость. Кто это придумал? Буду играть этюды Шопена. Гефсимания! Прощайте! Ой, здравствуйте! Нет, слушайте.

Гефа смеялась.

«Коньяка он выпил много, еще до нас»,– решил Богли.

Анатолий прямо из зала поднялся на сцену и заиграл Шопена. Нежная мелодия, бархатные тона, импровизация мастера погрузили Богли в глубокий приятный сон. Он склонил голову на мягкое, как его подушка, плечо Гефы.

Ему снилось, что он – Амур с луком и колчаном стрел. Летал Богли над московской толпой, стреляя в сердца прохожих. Люди хватаются за стрелы руками, хотят вытащить. Но им мешает невидимая сила, подчиняет своей воле. Они перестают двигаться хаотично, берутся за руки, танцуют в хороводе… Вот уже вся Москва – одно длинное перепутанное ожерелье хоровода. Все плывет в такт музыке: люди, дома, деревья, птицы… Эстом завис над ними в воздухе. Ему хорошо. Он парит, парит, парит…

–Гражданин, проснитесь! Гражданин!

Эстом открыл глаза. Незнакомая женщина в синем халате трясла вице-премьера за плечо.

–Где я? Что такое?

–Гражданин! Концерт закончился.

–Когда?

–Давно. Я вас не будила, пока убиралась. Уж больно хорошо вы спали, но теперь мне пора домой.

Эстом помассировал лицо руками, приходя в себя. Музыка еще жила в нем. По пути к выходу пикнул телефон – пришло сообщение от Гефы: «Спасибо за чудный вечер».

–Боже мой! Дивны дела твои, Господи. Стоит только неудачно найти, как тут же можно и удачно потерять,– пробормотал Эстом и отправил смайлик «разбитого сердца».

Яхта, как встревоженная собака, ожидающая исчезнувшего хозяина, нарезала круги по площади вокруг фонтана.

–Я уж подумала, что с вами что-то случилось. Хорошо, что женщина вышла. Сказала, вы спите.

–Спал, «Синеглазка», как ребенок!

–Ваша Гефсимания вышла с мужчиной. Вы знаете, они шли пешком…

–Похоже, они влюблены. Кто бы мог подумать!

–Какое у вас лирическое настроение. Не думала, что концерт для механического пианино может так подействовать. Я прослушала его до конца. Ужасные звуки…

–Наш гений играл нечто гипнотическое. Усыпил мою бдительность, похитил прекрасную даму.

–Подлец!– оценила Толика яхта.– А она – подлянка, подлица, подлеца… Какой сложный русский язык. Не то что мой двоичный код…

–Скорее полетели домой!

Вернувшись, Богли прошел в спальню, включил Шопена и телескоп. Долго сидел, рассматривая Вселенную. Архип нашел необычный объект и сфокусировался на нем.

–Что это?– спросил Богли.

–Черная дыра,– ответил телескоп.

Эстом испугался. Ему показалось, что дыра смотрит на него, а не он в нее.

–Ну, это уж слишком, нервы совсем расшатались.

Вице-премьер нашел коробочку с антидепрессантами, налил воды в стакан и проглотил таблетку. Воспоминания попытались вернуться к прошлой ночи – к моменту, где Гефа выплюнула Богли.

–Не надо,– попросил Эстом.

Тогда мозг откопал из недр сознания ужасную вещь – совесть. Богли покрылся холодным потом. Но лекарство освободило мужчину. В голове установилась спокойная, тихая тьма. Из этого пустого пространства, как из Нирваны, вышла Медея. В руках она держала сердце Богли.

–Эстом! Эстом! Ты любишь меня?– спросила она.

–Отдай сердце, гадина!

–Нет!– ответила Медея, одарив его доброй, открытой улыбкой.