От/чет - Василий Сретенский

А.Т. Болотов рекомендовал деда членом-корреспондентом Вольного экономического общества, куда и был тот принят в 1767 году. Его статьи в журнале Общества, в которых он сравнивал достоинства наших отечественных пород с голландскими, швейцарскими и английскими, получили большой отклик, равно как и заметки о способах переработки льна. Любовь и уважение соседей, видевших в нем мудрого хозяйка, пекущегося не столько о своей выгоде, но и о благе доверенных ему Богом и Государем крестьян, выразились в их просьбе к деду стать первым предводителем дворянства Рославльского уезда при введении дворянского самоуправления в 80-е годы XVIII века.

Жена его, а моя бабушка Пелагея Семеновна, была ему во всем отрадой и опорой, подарив в 1763 году двух сыновей.

Слишком ли молодой ее возраст при родах, как сказал выписанный из Москвы врач, или какая другая причина тому была, но детей у нее более не родилось.

Крепкое хозяйство деда позволило ему, не нарушая традиций семьи, отправить подросших сыновей на службу государыне императрице, в гвардейские полки. Отец мой, Петр Петрович, был записан по обычаю двух родов, Хвостининых и Обольяниновых, в Преображенский полк, а дядя Алексей Петрович, высоким покровительством одного близкого ко двору вельможи — в Конногвардейский. По достижении ими шестнадцати лет отбыли братья в столицу.

Сейчас же я перейду к событиям, меня непосредственно касающимся, хотя и произошедшим задолго до моего рождения. По разным обстоятельствам оба брата: Алексей и Петр — в декабре 1782 года, близко к Рождеству, получили отпуск из своих полков и приехали в Усолье навестить родителей. Петр всю осень болел. В сыром и холодном климате Петербурга у него проявились первые признаки чахотки. По рекомендации врачей он ходатайствовал о годичном отпуске, намереваясь отправиться на воды в Германию или, может быть, в Италию. Разрешение покинуть столицу он получил в ноябре, но чуть задержался, дожидаясь брата.

Алексей же, ввиду готовившейся, но так и не состоявшейся в то время войны с Портой, подал рапорт об откомандировании его на время из полка на театр готовившихся военных действий. В начале декабря сообщено ему было, что императрица милостиво наложила свою резолюцию на его рапорте с дозволением быть причислену к штабу генерал-аншефа Григория Потемкина, имеющего местопребыванием город Екатеринослав, с февраля 1883 года. Командиром же полка было дано дозволение отбыть из Петербурга немедленно, с тем чтобы сопровождать больного брата к дому.

Не буду описывать ласки заботливой матери и скупые объятия отца при встрече, суету слуг, расспросы соседей о столичном житье-бытье. Перейду лучше сразу к событию, о котором здесь уже предуведомила. Незадолго перед Рождеством наш сосед, пан Чернецкий, созвал всю округу на празднование именин его дочери Иоанны[13]. В тот год исполнялось ей шестнадцать лет. Петр с Алексеем, до своих шестнадцати лет жившие в имении родителей, часто навещали благодушного пана Чернецкого, лакомились яблоками его сада, равных которым не было в округе, играли с его дочерьми. Старшая дочь, ровесница братьев, была уже замужем, а младшая, Иоанна, скрашивала досуги старого вдовца.

Братья отправились к соседям, вспоминая по дороге свои детские проказы и то, как вместе с Иоанной прятались они на чердаке старинного дома соседа. Втайне каждый надеялся поразить юную особу мужественным видом, строгой выправкой и блестящим мундиром: синим с красным воротником, обложенным золотым галуном у одного, и зеленым однобортным, с красным воротником, золотым же галуном, нашитым во всю его ширину, у другого[14].

Но если кто и был поражен, то только они. Оставив в деревне дикарку, обожавшую лазить по деревьям и скакать на маленькой лошади по полям, не умолкавшего ни на минуту товарища их бурных игр, они нашли молодую особу, пусть незнакомую с придворным этикетом, но грациозную и столь естественную в изящности своих манер, как будто она была воспитана самими музами.

Молодые сердца забились чаще, щеки разрумянились в танце. Оба юноши, осыпанные знаками благосклонности и дружбы, почувствовали, что проказник Эрот незваным явился на этот бал. Петр исполнил на фисгармонии менуэт, написанный им специально по этому случаю. Алексей прочитал короткую поэму, посвященную имениннице. Юная Иоанна, впервые сделавшая взрослую прическу и в боязни растрепать ее не спавшая всю предыдущую ночь, раскраснелась больше всех. Она танцевала одну фигуру с преображением, другую — с конногвардейцем, выслушивала любезности с притворно скучающим видом и туг же весело и непринужденно смеялась шуткам. Иными словами, сама того не желая, сделала все, чтобы чувство дружеской приязни в короткий срок переросло во влюбленность.

По зимнему времени темнело рано. И хотя деревенский праздник в те ушедшие времена не длился до полуночи, гости разъезжались при свете факелов. Одними из последних покинули гостеприимный кров Петр и Алексей. Каждый хотел сказать паненке Иоанне несколько слов на прощание наедине, но при этом друг другу помешали. Разгоряченные вином и любовным чувством, они заспорили по дороге домой. В горячности одним были сказаны слова о том, что прочтенная на танцевальном вечере поэма — не что иное, как совместное творчество Расина и Росинанта, а другим, что под новый менуэт хорошо кружиться медведю на ярмарке.

Братья, которые ранее никогда в своей жизни серьезно не ссорились, приехали домой врагами. Неизвестно, кто бросил роковые слова о дуэли. Но в ту же ночь, точнее на рассвете, поединок состоялся. Проходил он не совсем по правилам, а может быть, и совсем противу правил. Секундантов братья согласились не приглашать, дело решить только промежду собой. И поскольку явных свидетелей поединка не было, о том, что он собой представлял, в точности никому не известно. Прислуга лишь видела в предрассветный час, как братья прокрались к винному погребу.

Камердинер моего отца, Федор, рассказывал нам, детям, под большим секретом, будучи уже глубоким стариком, что в руках они несли по сабле и по шандалу со свечами, взятыми в гостиной. В погребе они скрестили сабли. Уворачиваясь от жестоких ударов, братья вскоре опрокинули шандалы. Свечи погасли. Непроглядная темнота сделала продолжение поединка невозможным. Но взаимное ожесточение было настолько велико, что один из них стянул с себя рубаху, ее закрутили в подобие каната, и каждый взял ее в левую руку, чтобы знать, где находится противник.

Поединок продолжился с новой силой. Долго после того как шум и крики в погребе прекратились, камердинер и дворецкий не решались туда проникнуть. И только страх перед старым барином заставил их открыть дубовые двери погреба. Они нашли израненных братьев, на полу в лужах крови и вина, вылившегося из порубленных бочек, без признаков сознания, но живых. Две недели матушка выхаживала их под причитание д ворни, под глухое ворчание отца, под недоуменные разговоры соседей, для которых закрыли двери дома в самые святки.