Бабье лето - Мария Метлицкая
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Кирочка! – смущенно сказала она. – О господи! С приездом! А я тут пироги затеяла.
– А где папа? – спросила слегка ошалелая Кира.
– А Борис Ильич за капустой пошел. Мы капусту решили засолить. Знаете, своя – она и есть своя, – лепетала Елена Ивановна.
– Здорово! – кивнула Кира. И повторила: – Своя – это точно лучше. Никакого сравнения с покупной.
Кира сняла пальто и пошла в свою комнату. Села на диван и уставилась в одну точку. Минут через двадцать она услышала, как хлопнула входная дверь и раздался громкий и бодрый голос отца:
– Леночка! Я пришел!
Кира вышла в прихожую. Отец стоял, держа в руках сетку с капустой.
– Ты? – удивился он. – А что не предупредила?
Отец выглядел растерянным и смущенным.
– Извини, – пожав плечом, сказала Кира.
– Вот и отличненько! – обрадовалась Елена Ивановна. – Сейчас будем обедать. Слава богу, все готово!
Потом они молча обедали. Каждый боялся поднять друг на друга глаза.
– Вкусно, – сказала Кира. – Спасибо, все очень вкусно. – Она поднялась из-за стола и стала убирать посуду. Елена Ивановна ее остановила:
– Отдыхайте, Кирочка, вы ведь с дороги.
Кира кивнула и ушла к себе. Она слышала, как уходила Елена Ивановна и как они с отцом о чем-то долго шептались в коридоре.
На следующий день она позвонила красавцу доктору и доложила ситуацию.
– Вы молодец, Кира, – сказал он и попросил звонить хотя бы раз в две недели.
Вечером они встретились с Майкой и замечательно посидели в пиццерии. От кулона-незабудки Майка была в полном восторге.
На следующий день Кира вышла на работу, а в обед ей позвонила Елена Ивановна и попросила о встрече. Встретились они у метро «Динамо». Елена Ивановна смущалась и долго болтала ни о чем. Потом вздохнула и сказала:
– Вот как оно бывает, Кирочка! Кто ожидал! Я ведь вдовею одиннадцать лет, детей бог не дал, так сложилось. В общем, не думала, не гадала.
Она замолчала. Молчали обе. Потом Кира сказала:
– Я все понимаю, все взрослые люди. Дай вам бог! Правда, я вам не завидую, – улыбнулась Кира. – Характер у родителя – не приведи бог!
– Что вы, Кирочка, я так устала от одиночества, вы не представляете!
– Я-то как раз представляю, – улыбнувшись, сказала Кира. – Уж кто, как не я. Ну смотрите, моя совесть чиста: я вас предупредила. Да, Елена Ивановна! – спохватилась Кира. – Я же с вами не рассчиталась!
Она полезла в сумку и достала кошелек.
– Что вы, Кирочка, как можно! Мы ведь теперь одна семья!
– Ну да, – совсем растерялась Кира.
Когда вечером она вернулась с работы, то увидела, что отец собирает вещи.
– Помочь, пап? – спросила она.
– Достань с балкона чемодан, – ответил он.
Кира пошла на кухню и налила себе чаю.
– Да, кстати! – крикнул из комнаты отец. – Ты завтра работаешь?
– Конечно, работаю! Завтра вроде бы праздники не объявляли.
– Это хорошо, – ответил он. – А то я твоего бывшего попросил помочь с переездом.
– Какого бывшего? – холодея, почти прошептала Кира.
– А у тебя их много было? – с ухмылкой спросил отец, стоя в дверном проеме кухни. – Андрея, конечно. У него же джип – сразу все и перевезем, одним махом. Да и его помощь не помешает – мне, знаешь ли, тяжеловато чемоданы таскать.
– Папа, ну как же ты мог? – застонала Кира. – Какая беспардонность, господи! Я с ним не общаюсь столько лет, а тут ты… Ну разве он нам обязан? Совершенно посторонний человек. Совершенно. К тому же женатый. Кто мы ему и кто он нам? Ну как ты мог, папа? – почти бессильно прошептала она. – Ты как всегда. Как танк – всеми гусеницами по ребрам.
– Почему посторонний? – удивился отец. – Я его, между прочим, девять лет терпел.
– Ну да, терпел, – горько усмехнулась Кира и пошла к себе.
– А насчет «женат» – так это ты заблуждаешься! – крикнул вслед отец. – Он уже два года как в разводе!
На следующий день вечером, после работы, Кира зашла в пустую квартиру. Это было странное ощущение. Очень странное. Она прошлась по комнатам, зашла на кухню и в ванную, включила телевизор на полную громкость, плюхнулась, не раздеваясь, на диван и достала из тумбочки шоколадку – любимую, с орехами. Съела шоколадку, натянула на себя уютный старый плед, блаженно закрыла глаза – и задремала.
Разбудил Киру телефонный звонок. Его голос она узнала мгновенно. А разве могло быть по-другому? Даже через тысячу лет!
– Ну, твоих я перевез, – сказал он. – Они очень довольны и, по-моему, отлично устроились.
– Спасибо, – сказала Кира. – Ты меня очень выручил.
– Пустяки, – ответил он и, помолчав, добавил: – Ну что, до завтра?
– До завтра, – проговорила Кира и положила трубку.
Потом встала, подошла к окну и настежь распахнула створку. В комнату ворвался шум улицы и сырой и свежий запах снега.
«Странно, – подумала Кира. – Только начало марта, а уже так явственно пахнет весной».
А чем пахнет весна? Мокрым снегом, дождем, влажными улицами и сырыми ветками. И еще весна непременно пахнет надеждой. Это наверняка. Сколько бы тебя жизнь ни старалась уверить в обратном.
Самолет, пружинисто подпрыгивая, вздрогнул и наконец мягко притормозил. В салоне экономического класса раздались аплодисменты.
Эля улыбнулась и оглядела своих попутчиков. В бизнес-классе аплодисментов не было: серьезные, хорошо одетые люди неспешно захлопывали крышки ноутбуков и собирали бумаги. Стюардессы приветливо улыбались и помогали достать вещи с верхних полок. Стройный стюард с лицом молодого Алена Делона услужливо подал Эле ее портфель и плащ.
– В Москве тепло, мэм, – с улыбкой на английском заметил он.
– Знаю, – ответила она по-русски. – Но погода в Москве так переменчива.
Потом она шла по резиновому «рукаву» и спрашивала себя: «Ну что, подруга, дрейфишь? Да ну, ерунда, – отвечала она сама себе. – С чего бы это?» Пусть сейчас дрейфят все остальные, а она… Она свое отбоялась. Теперь она победительница. Все ниц!
Она улыбнулась и прибавила шагу. Глянула на свое отражение в стекло. «Ничего себе, дамочка сорока пяти лет! – с удовольствием подумала она. – Шейка, грудка, попка, ножки – какая прелесть вы, миссис, однако!»
Она опять улыбнулась и прошла на паспортный контроль. Пограничница, молодая рыхловатая особа с обиженным на весь мир лицом, долго смотрела Элин паспорт и неприязненно разглядывала саму Элю. Потом с размаху, злобно шмякнула печать.